О. Генри - Выкуп за рыжего вождя

– Прекратите глазеть и корчить рожи, – пробурчал гражданин раздраженно. – Пришли грабить меня – ну так что же вы стоите? Вон, там есть кое-что.

– Простите, пожалуйста, – проговорил вор с усмешкой, – но меня только что тоже скрутило. Вам повезло, мы с ревматизмом – давние приятели. Любой бы на моем месте прихлопнул вас, когда вы не подняли левую клешню.

– И давно это у вас? – полюбопытствовал гражданин.

– Года четыре. Да уже не отвяжется. Заполучил себе такое удовольствие – и пиши пропало, на всю жизнь.

– А вы когда-нибудь пробовали жир гремучих змей? – с интересом спросил гражданин.

– Галлонами изводил, – ответил вор. – Если всех гремучих змей, которых я обезжирил, вытянуть цепочкой, так она восемь раз достанет от Земли до Сатурна, а уж греметь будет так, что заткнут уши в Вальпараисо.

– Некоторые принимают «Пилюли Чизельма», – заметил гражданин.

– Шарлатанство! – отозвался вор. – Принимал их пять месяцев. Ни малейшего толку. Хоть как-то было полегче год, пока я пил «Экстракт Финкельхема», делал припарки из «Галаадского бальзама» и применял «Поттовский болеутоляющий пульверизатор», но, думается, тогда помог конский каштан, который я таскал в кармане.

– А вам когда хуже: с утра или по вечерам? – спросил гражданин.

– Вечером, – ответил вор, – как раз когда больше всего дел. Послушайте, да опустите же вы руку – думаю, вы не станете… Слушайте! А вы пробовали «Бликер-стафовский кровеочиститель»?

– Нет, не приходилось. А у вас как: скручивает приступами или все время болит?

Вор присел на край кровати, упершись револьвером в скрещенные колени.

– Стреляет, – сказал он. – Ударяет меня в самый неожиданный момент. Пришлось отказаться от верхних этажей – раза два уже застрял, скрутило на полдороге. И знаете, что я вам скажу: доктора ни черта не смыслят в этой болячке!

– Это точно. Я уже тысячи долларов на это выкинул – и хоть бы чуть полегчало. У вас распухает?

– По утрам. А перед дождем – о боже! Сил моих нет.

– У меня то же самое, – подтвердил гражданин. – Стоит какому-нибудь завалящему облачку величиной с салфетку тронуться к нам в путь из Флориды, и я уже чувствую его приближение. А уж если случится пройти мимо театра, когда там идет слезливая мелодрама «Болотные туманы», сырость так вопьется в плечо, что его начинает дергать хуже зуба.

– Да, и ничем не уймешь – адовы муки! – согласился вор.

– Вы чертовски правы, – сказал гражданин.

Вор бросил взгляд на пистолет и сунул его в карман, предприняв неуклюжую попытку сделать это непринужденно.

– Скажите-ка, друг, – сказал он, стараясь преодолеть неловкость. – А вы не пробовали оподельдок?

– Чушь! – зло выпалил человек. – С таким же успехом можно натираться маслом.

– Вот это точно, – поддакнул вор. – Годится только для крошки Минни, которой киска оцарапала пальчик. И вот что я вам скажу. Дело наше дрянь. Я вижу только один выход. Добрая, старая, горячительная, веселящая сердце выпивка. Вы это… конечно, это дело побоку… вы уж простите меня, старина…. Одевайтесь-ка и пошли куда-нибудь, выпьем. Ух ты, черт! Опять, черт побери!

– Вот уже неделю, – сказал человек, – как я не в состоянии одеваться самостоятельно. Но, боюсь, Том уже спит, и…

– Поднимайтесь-ка, – распорядился вор, – я помогу вам что-нибудь напялить.

Условности и приличия мощной волной всколыхнулись в сознании обывателя. Он погладил свою седеющую бородку.

– Это так странно, – начал было он.

– А вот и ваша рубашка, – заявил вор, – ныряйте. Между прочим, один человек говорил мне, что «Растирание Омберри» так починило его в две недели, что он стал сам завязывать себе галстук.

На полпути к двери человек вернулся назад.

– Чуть было не забыл деньги, – пояснил он. – Бросил их вчера на туалетном столике.

Вор схватил его за правый рукав.

– Пошли, – сказал он грубовато. – Я вас прошу. Бросьте. Я угощаю. А вы никогда не пробовали «Чудодейственный орех» и мазь из сосновых иголок?

В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквера все улицы перепутались и переломались на короткие отрезки, именуемые проездами. Эти проезды образуют странные углы и изогнутые линии. Есть улица, что даже пересекает саму себя – раз, а то и два. Один художник как-то открыл весьма полезное свойство этой улицы. Предположим, сборщик из магазина со счетом за краски, бумагу и холст идет по улице и встречает самого себя, идущего восвояси, – не получив ни единого цента по счету!

И вот люди искусства набрели на своеобразный квартал Гринич-Виллидж в поисках окон, выходящих на север, кровель XVIII столетия, голландских мансард и дешевой квартирной платы. Затем они перевезли туда с Шестой авеню несколько оловянных кружек и одну-две жаровни и основали «колонию».

Студия Сью и Джонси размещалась наверху трехэтажного кирпичного дома. Джонси – сокращение от Джоанна. Одна была родом из штата Мэйн, другая – из Калифорнии. Они познакомились за табльдотом одного ресторанчика на Восьмой улице и нашли, что их взгляды на искусство, цикорный салат и модные рукава вполне совпадают. Результатом стала общая студия.

Это было в мае. А в ноябре холодный, неуловимый незнакомец, которого доктора нарекли Пневмонией, появился в колонии, хватая то одного, то другого своими ледяными пальцами. По Восточной стороне этот душегуб шагал смело, поражая десятки жертв, но здесь, в лабиринте узких, поросших мхом переулков, он плелся нога за ногу.

Мистера Пневмонию никак нельзя было назвать почтенным старым джентльменом. Малокровная от калифорнийских зефиров, тоненькая девушка едва ли была достойным противником для дюжего старого тупицы с красными кулачищами и одышкой. Но он свалил ее с ног; и Джонси лежала, едва двигаясь, на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

Однажды утром обеспокоенный доктор одним движением косматых бровей отозвал Сью в коридор.

– У нее один шанс из… скажем, десяти, – сказал он, указывая на ртуть в термометре. – И этот шанс в ее тяге к жизни. Перед случаями, когда люди выкарабкиваются буквально с того света, любая медицина пасует. А вы, милочка, вбили ей в голову, что она не поправится. А в своей голове у нее что-нибудь есть?

– Она… она мечтала однажды написать красками Неаполитанский залив, – пролепетала Сью.

– Красками? – фыркнул доктор. – А есть что-нибудь действительно стоящее – мужчина, например?

– Мужчина? – переспросила Сью, и ее голос зазвучал резко, как губная гармоника. – Неужели мужчина стоит… ну нет, доктор, ничего такого не было.

– Ну, тогда она просто ослабла, – решил доктор. – Я сделаю все, что в моих силах как представителя медицины. Но если мой пациент считает кареты в своей похоронной процессии, я сразу скидываю 50 процентов от действенности целебной силы лекарств. Если вы добьетесь, чтобы она хотя бы раз спросила про фасон рукава, что будут носить этой зимой, – даю ей один шанс из пяти вместо одного из десяти.