Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Риккабокка был тверд в своем слове. Решившись отпустит доч свою, он упросил графиню выдавать ее не иначе, как под именем дочери доктора Риккабокка.

– Теперь еще одно слово, сказал Гарлей. – Ради Бога, не открывайте мистеру Лесли этого распоряжения, не говорите ему, куда вы отправили Виоланту, – по крайней мере до той поры, пока я сам не разрешу вас на подобное доверие. Я уже сказал вам, что за действиями этого молодого человека следует следить со всею строгостью. Дайте мне несколько времени составить, о нем верное понятие. А между, тем мне кажется, что я буду иметь средства узнать, в чем же заключаются замыслы Пешьера, и как далеко они простираются. Его сестра ищет моего знакомства – я непременно предоставлю ей случай. В последнее время моего пребывания в чужих краях я слышал о ней весьма многое, что заставляет меня думать, что она вовсе неспособна быть орудием для графа в его низких, преступных замыслах, что в ней, есть много прекраснейших качеств, и что ее нетрудно привлечь на нашу сторону. Мы ведем войну и должны, внести ее в центр неприятельского лагеря. Дайте мне обещание удержаться от дальнейшей доверенности к мистеру Лесли.

– В настоящее врем даю обещание, довольно, принужденно отвечал Риккабокка.

– Не говорите ему даже, что вы видели меня, пока он первый, не скажет вам, что я приехал в Англию, и хочу узнать ваше местопребывание. Я предоставлю ему и для этого случай. Почему же вы колеблетесь? вед вы знаете свою родную пословицу:

«Boccha chusa, ed оссио aperto

Non fece mui nissun deserto.»

то есть: закрытый рот и открытый глаз… и т. д.

– Совершенно справедливо, сказал. доктор, пораженный этим замечанием. – Весьма справедливо. In bocca chiusa non c'entrano mosche . Тот не глотает мух кто держит рот закрытым. Corpo di Вассо! это, действительно, весьма справедливо.

Гарлей отвел итальянца в сторону.

– Вот видите ли в чем дело: если надежда наша отыскать затерянный пакет, или если уверенность наша в содержании этого пакета окажутся слишком преувеличенными, то все же надобно полагать, что для Пешьеры прекратится, всякая возможность распространять свои виды на вашу дочь. Весьма вероятно, через несколько месяцев у вас родится сын, и тогда Виолантя перестанет находиться в опасности, потому, что перестанет быть наследницей. Не мешало бы дать знать Пешьере об этом шансе; это, по крайней мере, принудило бы его отложить на время свои планы; а между тем мы занялись бы розысками документа, который совершенно бы разрушил все его замыслы.

– О нет! ради Бога, нет! воскликнул Риккабокка, бледный, как полотно. – Ему и слова об этом не должно говорить. Я не намерен приписывать ему преступлений, в которых, быть может, он и невинен; однако же, он хотел отнят жизнь у меня, когда, я спасался от преследований его наемщиков в Италии. Мучимый корыстью, он не посовестился оклеветать своего родственника; на случай моего сопротивления, он подвергал опасности жизнь целой сотни людей, а мне готовил темницу. Еслиб он узнал, что жена моя родит мне сына, то могу ли я поручиться, что его намерения не примут более мрачного направления, более чудовищного в сравнении с теми, которые теперь он так явно обнаруживает? Могу ли я ручаться за безопасность жизни моей жены? Мне кажется, гораздо легче внести отраву в мой дом, чем утащить от очага мое детище. Не порицайте меня: когда я вспомню о жене, о дочери и об этом человеке, я чувствую, как рассудок покидает меня: я весь обращаюсь в необъятный страх!

– Ваши опасения слишком преувеличены. Ведь мы живем не в век Борджиев. Еслиб Пешьера вздумал прибегнуть к убийству, то вы должны бояться за себя.

– За себя! Я! я должен бояться за себя! воскликнул Риккабокка, выпрямляя свой высокий стан. – Неужли вы ставите в унижение человеку, который носил имя таких предков, – неужели вы ставите ему в унижение боязнь за тех, кого он любит? Бояться за себя! И кто же? вы решились спрашивать меня, трус я или нет?

Риккабокка успокоился, почувствовав пожатие руки своего друга.

– Взгляните, сказал Гарлей, обращаясь к графине, с грустной улыбкой: – как один час, проведенный в вашем обществе, уничтожает привычки многих лет. Доктор Риккабокка заговорил о своих предках!

Читатель может представить себе изумление Виоланты и Джемимы, узнавших сделанное во время их отсутствия распоряжение. Графиня настаивала на том, чтоб взят с собой Виоланту немедленно. Риккабокка отрывисто сказал на это: «чем скорее, тем лучше.» Виоланта совершенно потерялась. Джемима поспешила собрать небольшой узелок необходимых предметов; из груди её много вылетело вздохов при обзоре бедного гардероба, в котором так мало отыскивалось годных нарядов. Между платьями она вложила кошелек, заключавший в себе сбережение многих месяцев, быть может, многих лет, и вместе с кошельком несколько нежных строчек, которыми предлагала Виоланте попросить графиню купить для неё все, что было бы прилично для дочери такого отца, как Риккабокка. В поспешном и неожиданном отъезде кого нибудь из членов семейного кружка всегда испытывается какое-то неприятное, тяжелое ощущение. Маленькое общество разделилось на еще меньшие кружки. Обняв отца, Виоланта без всякого внимания слушала не совсем-то ясные его советы. Графиня подошла к Леонарду и, по принятому между людьми высшего сословия обыкновению поощрять молодых писателей, выразила ему несколько лестных комплиментов насчет книг, которых она еще не читала, но которые, по словам её сына, должны быть весьма замечательны. Она нетерпеливо хотела узнать, где Гарлей познакомился с мистером Ораном, которого называл своим истинным другом, но была слишком благовоспитанна, чтобы пуститься в расспросы или выразить удивление над тем, по какому случаю высокое звание заводит дружбу с гением. Она убеждена была, что дружба их образовалась за границей.

Гарлей разговаривал с Гэлен.

– Скажите, Гэлен, ведь вы не сожалеете, что Виоланта едет с вами? Она будет для вас подругой, какую я желал, чтоб вы имели; мне кажется, что она совершенно одних лет с вами.

– Мне так грустно подумать, что я не моложе ее, отвечала Гэлен простосердечно.

– Почему же, моя милая Гэлен?

– Она так умна, она говорит так прекрасно; а я….

– А вам недостает только привычки быть поразговорчивее, чтоб выставлять в прекрасном свете ваши превосходные мысли.

Гэлен обратила на Гарлея признательный взор и отрицательно кивнула головой. Это делала она обыкновенно каждый раз, как только обращались к ней с похвалами.

Наконец приготовления кончились; прощальный привет был окончательно произнесен. Виоланта поместилась в карете рядом с графиней. Медленно двигался величавый экипаж с его четверней, с ливрейными лакеями и геральдическими знаками, – экипаж, который редко можно встретить в пределах столицы и быстро исчезающий теперь даже в отдаленных и глухих провинциях Англии.