Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– И ведь он весьма недурен собой. Но как хотите, а лицо Леонарда мне лучше нравится.

– Лучше! нет. Вы употребили весьма слабое выражение. Лицо Леонардо доказывает, что он часто смотрит на небо, а лицо мистера Лесли – на нем, кажется, никогда еще не отражалось ни солнечного, ни звездного света.

– Неоцененная Виоланта! воскликнул Гарлей, не в силах будучи скрыть своего восторга и вместе с тем крепко сжав её руку.

Кровь бросилась в лицо Виоланты; её рука дрожала в руке Гарлея.

В этот момент тихо подошла к ним Гэлен и робко взглянула в лицо своего покровителя.

– Леонарда матушка тоже здесь живет, сказала она: – он просит меня сходить и повидаться с ней. Могу ли я?

– Можете ли вы? Хорошее же составит синьорина понятие о вашем положении в качестве моей питомицы, услышав от вас подобный вопрос. Без всякого сомнения, вы можете.

– Не проводите ли и вы меня туда?

Этим вопросом Гарлей заметно поставлен был в затруднительное положение. Он вспомнил о душевном волнении мистрисс Ферфильд, когда произносили его имя; вспомнил её желание избегнуть встречи с ним, – желание, которое хотя Леонард и объяснил по своим чувствам, но причину которого Гарлей начинал угадывать, а потому и сам старался устранить себя от встречи с ней.

– В таком случае отложите это посещение до другого раза, сказал он, после минутного молчания.

На лице Гэлен изобразилось чувство обманутого ожидания; но она не сказала ни слова.

Холодный ответ Гарлея изумил Виоланту. В другом случае, они приписала бы это недостатку чувств и уважения к своему полу; но все, что делал Гарлей, имело в её глазах справедливое основание.

– Нельзя ли мне идти вместе с мисс Дигби? сказала она. – Вероятно, и моя мама согласится проводить нас. Ведь мы тоже знаем мистрисс Ферфильд. Нам бы очень приятно было еще раз повидаться с ней.

– И прекрасно! сказал Гарлей: – а я дождусь здесь вашего возвращения. О, что касается моей мама, она извинит вас…. она извинит отсутствие мистрисс Риккабокка и ваше. Взгляните, в каком она восторге от беседы с вашим папа. Я должен непременно остаться здесь и охранят супружеские интересы моего папа.

Но, несмотря на деревенское воспитание мистрисс Риккабокка, она на столько имела понятия о законах светского приличия, что не решалась оставить графиню одну и Гарлей принужден был принять на себя труд устроить прогулку, не делая изменений в составленном плане. Когда обстоятельство дела было окончательно изложено, графиня встала и сказала:

– Это прекрасно. Я охотно сама пойду с мисс Дигби.

– Нет, мама, напрасно, сказал Гарлей, принимая серьёзный вид. – Напрасно, я бы не советовал, произнес он шепотом: – почему? я объясню вал после.

– В таком случае, сказала графиня, бросив на сына взгляд полный недоумения: – я убедительно прошу вас, мистрисс Риккабокка, и вас, синьорина, не стеснять себя моим присутствием. К тому же мне нужно переговорить по секрету с вашим….

– Со мной! прервал Риккабокка. – Графиня, вы возвращаете меня к двадцати-пяти-летнему возрасту. Идите, идите скорей – о, ревнивая жена! – иди скорей, Виоланта! идите и вы, Гарлей!

– О, нет! Гарлей пусть останется с нами, сказала графиня тем же тоном. – В настоящую минуту я не имею намерения расстроить ваше супружеское счастье, – не знаю, что будет впоследствии. Мое намерение до такой степени невинно, что сын мой будет участником в нем.

При этом графиня сказала несколько слов на ухо Гарлею. Он выслушал их с глубоким вниманием и потом, в знак согласия на предложение матери, пожаль ей руку и склонил голову на грудь.

Спустя несколько минут три лэди и Леонард находились уже на дороге к соседнему коттеджу.

Виоланта, руководимая, по обыкновению, своею тонкою предусмотрительностью, полагала, что Леопард и Гэлен имели еще очень многое сказать друг другу, и, оставаясь в совершенном неведении, как и сам Леонард, касательно помолвки Гэлен за Гарлея, начинала уже, в романтичном расположении духа, свойственном её возрасту, предсказывать им счастливые и неразлучные дни в будущем. На этом основании она взяла под руку свою мачиху, оставив за собой Гэлен и Леонарда.

– Удивлюсь, право, сказала она, с задумчивым видом: – каким образом мисс Дигби сделалась питомицей лорда л'Эстренджа. Мне кажется, она небогата и не очень высокого происхождения.

– Ах, Виоланта, сказала добродушная Джемима: – я не ожидала от тебя этого… Надеюсь, что ты не завидуешь ей – этой бедняжке?

– Завидую! мама, какое слово! Разве вы не замечаете, что Леонард и мисс Дигби как будто родились друг для друга? А к тому же воспоминания о детском их возрасте, – воспоминания, которые так долго остаются в памяти и так долго сохраняют всю свою прелесть.

При этих словах длинные ресницы Виоланты опустились на её задумчивые глазки.

– Поэтому-то, продолжала она, после минутного молчания: – поэтому-то я и заключаю, что мисс Дигби небогата и не очень высокого происхождения.

– Теперь я понимаю тебя, Виоланта! воскликнула Джемима – в душе её вдруг пробудилась её собственная ранняя страсть к составлению супружеских партий – теперь я совершенно понимаю тебя. Как Леонард ни умен и известен, а все же он сын Марка Ферфильда, обыкновенного плотника, и, конечно, еслиб мисс Дигби была богата и высокого происхождения, то через это испортилось бы все дело. Я согласна с тобой, душа моя: это прекрасная партия, – право, прекрасная. Я желала бы, чтоб мистрисс Дэль находилась теперь здесь: она удивительно как хорошо умеет устроивать подобные дела.

Между тем Леонард и Гэлен друг подле друга шествовали в арриергарде. Леонард не подал ей руки. С той минуты, как вышли из дому, они не сказали слова друг другу.

Гэлен заговорила первая. В подобных случаях, обыкновенно женщина, как бы она ни была робка, начинает разговор. Здесь Гэлен была смелее, потому что Леонард не скрывал своих ощущений, а Гэлен была обручена другому.

– Скажите, неужели вы ни разу не видели доброго доктора Моргана, который прописывал порошки против душевных страданий, и который так великодушен был к нам, – хотя, прибавила она, покраснев: – хотя в ту пору мы думали о нем совсем иначе?

– Он отнял от меня моего гения-хранителя, сказал Леонард, с сильным душевным волнением: – и еслиб этот гений не возвратился ко мне, что бы было из меня теперь? Впрочем, я давно уже простил ему…. С тех пор я не встречался с ним.

– А где этот ужасный мистер Борлей?

– Бедный, бедный Борлей! И он тоже исчез из круга моей нынешней жизни. Я делал множество осведомлений о нем, и все, что узнал, заключается в том, что он уехал за границу, в качестве корреспондента какого-то журнала. С каким бы удовольствием я встретился бы ним еще раз! Быть может, теперь я помог бы ему, как и он помогал мне.