Вашингтон Ирвинг - Сочинения

Так шло сраженье, когда отважный Ризинг, озирая поле с вершины небольшого равелина [17] Возвышение, защищающее траншеи. , увидел, что непобедимый Питер колотит, бьет и тузит его войска. Обнажив палаш, извергая тысячи проклятий, он двинулся к месту битвы такой громовой поступью, какой, по словам Гезиода, шагал Юпитер, спускаясь с небес, чтобы поразить своими перунами титанов.

Когда доблестные соперники встретились лицом к лицу, они приняли вид ветеранов – чемпионов арены. Затем с минуту они глядели друг на друга злобно, словно два взбешенных кота, готовых сцепиться. Потом стали в одну позу, в другую, ударяя мечами в землю-сперва справа, затем слева, и наконец, разом бросились вперед с невероятной свирепостью. Словами не передать всех чудес силы и доблести, которые явили они в этой страшной схватке, схватке, по сравнению с которой знаменитые битвы Аякса с Гектором, Орланда с Радомонтом, Ги Варвикского с Кольбрандом Датским или славного валлийского рыцаря сэра Оуэна Горного с великаном Гуилоном – только нежные игры и праздничные забавы. Но вот доблестный Питер, улучив удобный момент, нанес удар, который мог бы рассечь его противника до самого подбородка; однако Ризинг, быстро взмахнув мечом, на самую малость успел отклонить палаш Питера Твердоголового так, что, скользнув вбок, он срезал начисто большую манерку, в которой у шведа было вино, и, продолжая разящий свой путь, отсек глубокий карман его камзола, набитый хлебом и сыром, – и сей провиант, покатившись среди двух армий, послужил причиной для новой неистовой потасовки между шведами и голландцами, так что общая схватка разгорелась еще яростней прежнего.

Вскипев при виде гибели своих боевых запасов, отважный Ризинг собрал все свои силы и направил мощный удар на голову героя. Тщетно меховая треуголка попыталась остановить падение вражеского меча. Острая сталь рассекла упрямый бобер и, конечно, раскроила бы череп всякому, кого природа не наделила сверхъестественной твердостью головы; но хрупкий клинок разбился в куски о череп Твердоголового Пита, брызнув тысячами искр, которые подобно ореолу славы осенили его лицо.

Добрый Питер качнулся под ударом и, вскинув кверху глаза, увидел, как пляшут на небосводе тысячи солнц, не говоря уже о лунах и звездах; и наконец, не имея должной опоры, так как одна нога у него была деревянная, рухнул на благородное свое седалище с громом, потрясшим холмы, и жестоко бы расшибся при этом, если бы не угодил на подушку мягче бархата, которую провидение, или Минерва, или святой Николай, или какая-нибудь корова заботливо приготовили, чтобы принять его в этот суровый миг.

Яростный Ризинг, наперекор правилу, принятому среди всех истинных рыцарей, что «честная игра дороже серебра», поспешил воспользоваться падением героя; но, когда он наклонился, чтобы нанести роковой удар, Питер Стьюивезент стукнул его по башке своей деревянной ногой, от чего в мозгу у того грянуло во все колокола. Оглушенный швед зашатался; а находчивый Питер, схватив карманный пистолет, валявшийся тут же, разрядил его прямо в голову своему врагу. Пусть не заблуждается мой читатель: это не было убийственное оружие, заряжаемое порохом и пулей; нет, это была увесистая глиняная фляга, по самое дуло заряженная двойной крепкой водкой, истинной отвагой голландца; эту флягу носил за ним, чтобы подкреплять его доблесть, небезызвестный Антоний ван-Корлир, из сумки которого она и выпала во время его яростной схватки с барабанщиком. Страшное оружие просвистало в воздухе и, так же верно, как обломок скалы, пущенный в Гектора буяном Аяксом, угодило в голову дюжему шведу.

Этот удар, направленный самим небом, решил исход сражения. Грузная голова генерала Яна Ризинга поникла на грудь; колени его подогнулись; оцепенение, подобное смерти, объяло его тело, и он грохнулся наземь с такой силой, что старый Плутон вскочил, испугавшись, как бы не проломилась крыша подземного дворца.

Падение Ризинга было сигналом поражения и победы: шведы дрогнули и ударились в бегство, голландцы устремились вперед и преследовали их по пятам. Иные, вперемежку со шведами, проникли в крепость через подземный ход; другие штурмовали бастион [18] Крепостная башня. , третьи карабкались на куртины [19] Крепостные насыпи. . Так в скором времени крепость Форта Христины, которая, словно вторая Троя, противостояла осаде полных десять часов, взята была приступом, причем не было потеряно ни единого человека ни с той, ни с другой стороны. Победа, в образе гигантского овода, уселась на рогатую треуголку бесстрашного Стьюивезента; и было объявлено всеми историками, которых он нанял, чтобы написать летопись своих деяний, что в этот памятный день он стяжал такое количество славы, какого хватило бы, чтобы обессмертить добрый десяток величайших героев христианского мира.

Всякий, кому случалось путешествовать вверх по Гудзону, помнит, конечно, Каатскильские горы. Это – дальние отроги великой семьи Апалачианов; к западу от реки гордо возносятся они ввысь, господствуя над окрестной страной. С каждой новой порой года, с каждой переменой погоды, даже с каждым часом дня преображаются волшебные краски и очертания этих гор, и у всех добрых хозяек, ближних и дальних, слывут они безупречным барометром. Когда погода ясна и устойчива, они одеты в синеву и пурпур, и смелые контуры их четко вырисовываются на ясном вечернем небе; но порой, когда все кругом безоблачно, они стягивают вокруг своих вершин капюшон серой дымки, и в последних лучах заходящего солнца он пылает и светится, как венец славы.

У подножия этих волшебных гор путешественнику, быть может, случалось видеть легкий дымок, вьющийся над деревней, гонтовые крыши которой блестят среди деревьев как раз в том месте, где синева предгорий сменяется яркой зеленью ближних лесов.

Это старинная деревушка, основанная колонистами-голландцами в давние времена, в самом начале правления доброго Питера Стьюивезента [20] Питер Стьюивезент управлял голландской колонией в Америке с 1647 года по 1664 год; в 1664 году Голландия уступила эту колонию Англии. (да покоится прах его в мире!), и еще не так давно стояло тут несколько домиков первых поселенцев, домиков, сложенных из маленьких желтых кирпичей, привезенных из Голландии, с решетчатыми окнами и флюгерными петушками на гребнях крыш.

В этой-то деревушке, в одном из этих самых домов (который, правду оказать, порядком пострадал от времени и непогоды), жил много лет назад, когда край этот был еще провинцией Великобритании, простой и добрый малый по имени Рип Ван Винкль. Он был потомком тех Ван Винклей, что отличались такой доблестью в героические времена Питера Стьюивезента и сопутствовали ему в дни осады форта Христины [21] Форт Христины был шведской крепостью; голландцы овладели ею после осады, под командованием Питера Стьюивезента. Форт Христины был расположен неподалеку от того места, где сейчас стоит Филадельфия. . От воинственного характера своих предков унаследовал он, однако, немного. Я сказал, что это был простой и добрый человек; сверх того, он был хороший сосед и послушный, многострадальный муж. Выть может, именно последнему обстоятельству он был обязан той кротостью духа, которая снискала ему всеобщую любовь; потому что «окладистей и услужливей всего бывают те мужчины, которые дома привыкли слушаться сварливых жен. Их нрав, без сомнения, становится гибким и податливым в жарком горниле домашних невзгод, и наставления супруги лучше всех проповедей на свете воспитывают добродетели послушания и терпения. Поэтому сварливую жену можно считать в некотором отношении за благо, а если так, то Рип Ван Винкль был одарен этим благом в избытке.