Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

– Конечно, дитя мое, – отвечал профессор со своей обычной добротой.

Гранариус был рассеян, но дочери этот его недостаток сулил много преимуществ. Как часто мягкость оказывается не чем иным, как плодом безразличия?.. почти так же часто, как милосердие оказывается плодом расчета.

– От цветов, которые мы нарвали вчера, господин Жюль, у вас ночью разболелась голова, – сказала Анна молодому ученому, пропустив отца вперед, – вы поставили их на окно, а до этого спели: «Матильда, cвет моих очей». Это нехорошо; зачем петь про Матильду?

– Но сердце пело про Анну! – отвечал он. – Однако откуда вам известны все эти обстоятельства? – прибавил он с ужасом. – Неужели вы сомнамбула?

– Сомнамбула? – переспросила она. – О, что же сталось с молодыми людьми в наш развращенный век! они готовы свести любое чувство к электромагнетическому флюиду!.. к избытку теплорода… [642]

– Увы! – подтвердил Жюль. – Во всяком случае, у Животных все именно так и происходит. Смотрите! мы добились здесь… – и он не без гордости указал на прославленную теплицу Ботанического сада, примыкающую к холму, увенчанному бельведером, – мы добились здесь тропического тепла и посадили тропические растения; отчего же мы не можем вырастить огромных Животных, скелеты которых восстановил славный Кювье? Все дело в том, что в нашей атмосфере не хватает углерода; должно быть, наш земной шар, подобно юнцу-транжиру, обошелся с ним чересчур нерасчетливо… Чувства наши входят в уравнения…

– О дьявольская наука! – воскликнула Анна. – Ну что ж, в таком случае предавайтесь любви в своем Саду, между кабинетами сравнительной анатомии и зоологической химии, вооружайтесь пробирками и вычисляйте, сколько углерода Человек тратит, взбираясь на гору! Ваши чувства входят в уравнение, где вторым членом служит приданое! Вы не знаете, что такое любовь, господин Жюль!

– Я знаю это так хорошо, что ради устройства нашего семейного очага – если, конечно, вы захотите выйти за меня, мадемуазель, – я верчусь, как Карась на сковородке, и провожу долгие часы, припав к микроскопу и наблюдая за единственным живым Жарпеадо на европейской земле; если он женится, если эта волшебная сказка кончится так, как должны кончаться сказки: «и родилось у них много детей», то мы поженимся тоже, я получу крест Почетного легиона, стану ассистентом профессора, получу квартиру при Музее и три тысячи франков жалованья, меня наверняка отправят в Алжир, дабы разводить там наших подопечных, и мы заживем счастливо… Так что не браните меня за то, что я не свожу глаз с принца Жарпеадо…

Девица Пингвуазо

«Значит, когда он пошел следом за отцом, им двигала любовь», – подумала девушка, входя в теплицу.

Тут она улыбнулась Жюлю и шепнула ему на ухо:

– В таком случае, господин Жюль, поклянитесь, что будете мне так же верны, как Жарпеадо – своему королевскому роду, что будете смотреть на всех других женщин с таким же презрением, с каким принц смотрел на принцессу Финну, и я буду спокойна; когда я увижу, как вы греетесь на солнышке, курите сигару и следите за завитками ее дыма, я скажу себе…

– Вы скажете себе: он думает обо мне! – вскричал Жюль. – Клянусь!

И оба бросились на зов профессора, который торжественно опустил клочок бумаги на первую опунцию, расцветшую в Ботаническом саду благодаря шестистам тысячам франков, выделенным палатой депутатов на постройку новых теплиц.

– Разве они устроить в тип-лице тип-ографию? – воскликнул англичанин, ставший свидетелем этой научной манипуляции.

– Натопите в теплице! – приказал Гранариус. – Дайто Бог, чтобы сегодня выдался жаркий день! Тепло, говаривал Туэн [643], – это жизнь!

Вечером следующего дня, когда настало время закрытия Ботанического сада, Анна медленно прогуливалась под великолепными сводами главной аллеи, вдыхая теплый и влажный воздух, поднимавшийся от поверхности Сены и смешивавшийся с садовыми ароматами; прошедший день был на редкость жарким, столбик термометра взобрался на небывалую высоту, а такая погода особенно располагает к экстатическим видениям.

Чтобы убедить сомневающихся и заткнуть клюв Гарпиям от критики, позволим себе заметить, что прославленные отшельники из числа первых христиан обретались исключительно в раскаленных пустынях Африки, Египта и прочих краях, пышущих жаром; что дервиши и факиры объявляются лишь под палящим солнцем, а апостол Иоанн на острове Патмос едва не изжарился. Что же касается мадемуазель Анны, то она, наскучив дышать знойным воздухом, заставляющим Львов рычать, Слона зевать, а Жирафу, пылкую аравийскую принцессу, и Газелей, этих четвероногих Ласточек, метаться в поисках родных желтых песков, уселась на краешек раскаленного камня, над которым вздымаются прозрачные стены большой теплицы, и застыла в ожидании прохлады; однако из теплицы вырывались только клубы горячего воздуха, подобные неистовым полчищам Навуходоносора, этого Человека, который, если верить легендам, в продолжение семи лет не брил бороды и жил как дикий Зверь [645], тогда как на самом деле он всего лишь изучал зоологию и классифицировал виды. Пройдет шестьсот лет, и про Кювье тоже будут слагать легенды, изображая его кюветой, приводившей в восхищение ученых.

Лишь только пробила полночь, час таинств, Анна, погруженная в экстатическое состояние и прозревшая по воле Великана Микроскопуса [646], вновь увидела зеленые луга Опунцистана. Она услышала нежные песни королевства Бесконечно Малых и вдохнула ароматы, недоступные обонянию, утомленному ощущениями чересчур сильными. Глаза ее приобрели совершенно новые свойства, и она смогла узреть происходящее в нижних мирах: она увидела Вольвокса на коне, принимающего участие в стипль-чезе [647], и элегантных Церкариев [648], пытающихся его обогнать; впрочем, они преследовали цель куда более серьезную, чем наши денди: речь шла о том, кто скорее поглотит бедных Сувоек [649], которые рождаются в цветах и принадлежат разом и миру животному, и миру растительному! Ни Бори де Сен-Венсан [650], ни Мюллер [651], сей бессмертный датчанин, создавший столько же миров, сколько их создал сам Господь, не сумели решить, кто же все-таки такая Сувойка – Животное или растение, растение или Животное. Быть может, меньше затруднений доставили бы им некоторые Люди, чьи головы кучера кабриолета именуют репами , хотя ученые так и не смогли выяснить, по каким признакам уличные практики определяют овощную природу этих голов.

Анна очень скоро заметила, что у принца Жарпеадо счастливый вид; он играл на лютне и высказывал свое блаженство в романсе, достойном Виктора Гюго. Нет сомнения, что эта кантата могла бы по праву занять место в «Восточных стихотворениях», ибо она состояла из одиннадцати сотен и еще одиннадцати стансов [652], по числу красот Зашазилии (произносится как Виргиния), прекраснейшей из дочерей ранагридского племени. Имя это, точно так же как персидские имена, было говорящим и означало «дева, сотворенная из света». Прежде чем сделаться киноварью или свинцовым суриком , одним словом, самой красной краской в мире, это драгоценное создание должно было пройти три энтомологические стадии, которые предписаны всем особям, известным зоологии, не исключая и Человека.