Джон Голсуорси - Девушка ждёт

– Что он сказал?

– Да будет вам известно, миледи, в правительственных учреждениях никто ничего не говорит. Всегда обещают «подумать». В этом смысл государственной власти.

– Но он ведь должен считаться с тем, что сказали вы. А что сказали вы?

Ледяные глаза лорда Саксендена как будто ответили: «Ну, знаете, это уж слишком».

Но Джин улыбнулась, и глаза постепенно оттаяли.

– Вы самая непосредственная женщина, какую мне доводилось видеть. Если уж на то пошло, я сказал: «Прекрати это, Уолтер!»

– Вот чудесно!

– Ему это не понравилось. Эта скотина стоит на страже закона.

– Могу я его повидать?

Лорд Саксенден расхохотался. Он хохотал, как человек, услышавший презабавнейшую остроту.

Джин дала ему посмеяться и сказала:

– Решено, я его повидаю.

Неловкую паузу заполнила подоспевшая куропатка.

– Послушайте, – сказал вдруг лорд Саксенден, – если вы серьезно, есть один человек, который может добиться для вас приема: это Бобби Феррар. Он служил с Уолтером, когда тот был министром иностранных дел. Я дам вам записку к Бобби. Хотите сладкого?

– Нет, спасибо. Но я хочу кофе. А вот и Хьюберт!

Вырвавшись из вертящейся западни, заменявшей здесь дверь, Хьюберт явно искал жену.

– Приведите его сюда!

Джин пристально посмотрела на мужа. Лицо у того прояснилось, и он направился прямо к ним.

– Ну и взгляд, – проворчал, поднимаясь, лорд Саксенден. – Здравствуйте. Ваша жена – редкая женщина, капитан Черрел. Хотите кофе?

И, вынув визитную карточку, он написал на ней аккуратным, четким почерком:

«Роберту Феррару эсквайру м. и. д., Уайтхолл. Дорогой Бобби, примите, пожалуйста, моего друга миссис Хьюберт Черрел и, если есть хоть малейшая возможность, устройте ей прием у Уолтера. – Саксенден».

Передав карточку Джин, он потребовал счет.

– Хьюберт, – сказала Джин, – покажи лорду Саксендену шрам.

И, расстегнув запонку на манжете Хьюберта, она закатала его рукав. На фоне белой скатерти как-то странно и зловеще выделялась синевато-багровая полоса.

– Гм, – изрек лорд Саксенден, – это будет вам очень кстати.

Хьюберт двинул рукой, и шрам исчез.

– Она все еще позволяет себе вольности, – сказал он.

Лорд Саксенден заплатил по счету и предложил Хьюберту сигару.

– Извините, но я должен бежать. Допивайте ваш кофе. До свидания, и желаю счастья вам обоим!

Он пожал им руки и стал пробираться между столиками к выходу. Молодая пара проводила его взглядом.

– Насколько я слышал, – сказал Хьюберт, – он не славится деликатностью. Ну как, Джин?

Джин подняла на него глаза.

– Что такое м. и. д.?

– Министерство иностранных дел, милая моя деревенщина.

– Допивай кофе, и пойдем к этому человеку.

Во дворе они услышали за спиной голос:

– А! Черрел! Мисс Тасборо!

– Профессор, это моя жена.

Халлорсен схватил их за руки.

– Ну, разве не замечательно? У меня в кармане телеграмма, которая стоит любого свадебного подарка.

Заглянув Хьюберту через плечо, Джин прочитала вслух:

– «Заявление Мануэля скрепленное присягой опровергающее обвинения послано почтой точка американское консульство в Ла‑Пас». Великолепно, профессор! А вы не сходите с нами насчет этого дела к одному человеку в министерстве иностранных дел?

– Охотно. Я и сам не хотел ничего откладывать в долгий ящик. Давайте возьмем машину.

Сидя против них в такси, Халлорсен весь сиял доброжелательством.

– Ну, и быстро же вы это состряпали, а?

– Это все Джин.

– Да, – сказал Халлорсен, словно Джин здесь не было, – как только я увидел ее в Липпингхолле, я сразу понял, что она девушка решительная. А сестра ваша рада?

– Как по-твоему, Джин?

– Конечно.

– Вот чудесная девушка! В низких зданиях есть своя прелесть. Приятно смотреть на ваш Уайтхолл. Чем больше солнца и звезд видишь прямо с улицы, тем больше в народе порядочности. Вы венчались в цилиндре, Черрел?

– Нет, я был одет, как сейчас.

– Жаль. Мне нравятся цилиндры, – словно носишь на голове символ утраченных идеалов. Вы, кажется, тоже из родовитой семьи, миссис Черрел. Ваш здешний обычай служить своей родине целыми семьями, от отца к сыну, подает вдохновляющий пример.

– Вот никогда об этом не думала!

– Я беседовал с вашим братом там, в Липпингхолле, и он сказал, что у вас в семье вот уже несколько столетий всегда есть моряк. А у вас, Черрел, говорят, всегда есть солдат. Я верю в наследственность. Это и есть министерство иностранных дел? – Он посмотрел на часы. – Сомневаюсь, чтобы ваш знакомый был на месте. У меня такое впечатление, что все свои дела они обделывают за обедом. Может, нам лучше до трех пойти в парк и поглядеть на уток?

– Я оставлю ему карточку, – сказала Джин.

Она быстро вернулась.

– Его ждут с минуты на минуту.

– Значит, придет не раньше, чем через полчаса, – сказал Халлорсен. – Тут есть одна утка, капитан, насчет которой я хотел бы знать ваше мнение.

Когда они пересекали по дороге к пруду широкую улицу, их едва не сшибли две чуть было не столкнувшиеся машины, – водителей смутил непривычный простор. Хьюберт судорожно схватил Джин за руку. Лицо его под загаром мертвенно побледнело. Машины промчались мимо справа и слева от них. Халлорсен, схвативший Джин за другую руку, сказал, растягивая слова больше обычного:

– Чуть было нас не поцарапали.

Джин промолчала.

– Я иногда задаю себе вопрос, – продолжал Халлорсен, – так ли уж нам нужна вся эта спешка? Как вы находите, Черрел?

Хьюберт пожал плечами.

– Заменив поезд автомобилем, мы, во всяком случае, теряем почти столько же времени, сколько выигрываем.

– Верно, – сказал Халлорсен. – Зато аэроплан действительно сберегает нам много времени.

– Это вопрос, – мы еще не знаем, что нам принесет авиация.

– Вы правы. Мы сами готовим себе сущий ад. Следующая война дорого обойдется ее участникам. Предположим, что подерутся Франция и Италия, – тогда за каких-нибудь две недели не станет ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Милана, ни Марселя. Они превратятся в отравленные пустыри. А военные корабли и войска, должно быть, не успеют сделать ни единого выстрела.

– Да. И это отлично известно всем правительствам. Я сам солдат, но никак не пойму, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на армию и флот, которые, вероятно, вовсе и не понадобятся. Если будут уничтожены жизненные центры страны, нельзя управлять войсками и эскадрами. Долго ли продержатся Франция и Италия, если будут отравлены газами их крупнейшие города? Англия и Германия наверняка не продержались бы и недели.

– Ваш дядя, хранитель музея, говорит, что при нынешних темпах человек скоро снова превратится в рыбу.

– То есть как?