Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

«А где же его сообщники? Я думал, что он был главарем крупной банды?»

«Так и было, синьор, и мы схватили троих самых главных из них всего две недели назад, но остальных и след простыл. Я полагаю, что Кармело сам распустил их по стране. Как бы там ни было, они уже не вместе, а такие ребята не представляют опасности по одиночке».

«И каков приговор Нери?» – спросил я.

«О, пожизненная каторга, конечно. Иной альтернативы нет».

Я поблагодарил своего осведомителя и покинул участок. Я был рад узнать эти подробности, так как сокровища, которые я обнаружил в своем семейном склепе, теперь всецело принадлежали мне одному. Не оставалось ни единого шанса на то, что хоть кто-то из банды Нери рискнет вернуться в Неаполь на их поиски. И с мрачной улыбкой я подумал о том, что если бы бандит узнал о моих злоключениях, то возможно даже обрадовался бы тому, что его спрятанные богатства послужат моим целям для воплощения гениального плана мести. Все трудности сами собой сглаживались передо мною, препятствия устранялись, и теперь мой путь был совершенно свободен, и каждый пустяковый случай становился очередным указательным столбом на прямом пути, который вел меня к желаемой развязке. Казалось, сам Бог был на моей стороне, как Он всегда стоит на стороне справедливости! Не думайте, что нечестивые могут обмануть Вечную Мудрость своими молитвами и регулярными походами в церковь с кроткими лицами и набожно сложенными ладонями. Моя жена могла молиться, она могла стоять на коленях, как прекрасная святая в тусклом мерцании священного алтаря, с бездонными глазами, обращенными к безупречному, бесконечно доброму Христу – и что с того! Каждое слово, которое она произносила, было богохульством, которому суждено возвратиться на нее проклятием. Молитва опасна для обманщиков, она – как преднамеренный прыжок на острие обнаженного меча. Благородного человека меч защищает, но труса, который выхватывает его, как подлое орудие смерти, – он просто убьет.

Третья неделя сентября подходила к концу, когда я возвратился в Неаполь. Погода становилась все холоднее, и счастливые новости о постепенном ослаблении холеры начали обнадеживать исстрадавшееся и перепуганное население. Торговля возобновилась, удовольствия находили своих потребителей, и общество снова закружилось в своем легкомысленном вальсе, как будто никогда и не останавливалось. Я прибыл в город рано утром и располагал временем для некоторых приготовлений к осуществлению моего плана мести. Я снял самый шикарный номер в лучшем отеле, чтобы впечатлить всю общественность своим богатством и важностью. Я невзначай заметил хозяину отеля, что желал бы купить экипаж с лошадьми, что мне нужен был первоклассный камердинер и несколько других пустяков подобного сорта и добавил, что полагаюсь на его добрый совет и рекомендации касательно того, где я мог бы приобрести все это самого лучшего качества.

Не нужно говорить, что он превратился в моего раба – не было еще на свете монарха, которому так хорошо служили бы, как мне – даже официанты толкались в стремлении угодить мне, а сообщения о моем сказочном богатстве, великодушии и щедрости стали передаваться из уст в уса, что и явилось тем результатом, которого я желал достигнуть.

И вот наступил вечер моего первого дня в Неаполе, и я, предполагаемый граф Чезаре Олива, везде принимаемый и желанный дворянин, сделал первый шаг к возмездию. Стоял один из прекраснейших вечеров даже для этих прелестных мест: мягкий бриз задувал с моря, небо было жемчужным и прозрачным, как опал, но все еще ярким и покрытым нежными высокими облаками темно-красного и бледно-сиреневого цвета – маленькими кудрявыми пятнами, которые походили на цветочный душ, льющийся с какой-то далекой невидимой цветочной планеты. Воду залива слабо раскачивал ветерок, заворачивая ее в нежные маленькие темно-синие волны с белыми хлопьями пены на гребешках.

После ужина я вышел на улицу и направился к известному и популярному кафе, которое было моим любимым прибежищем во времена, когда меня звали Фабио Романи. Гуидо Феррари прослыл постоянным посетителем этого места, и я предчувствовал, что найду его там. Великолепные розово-белые залы были полны людьми и, отдавая долг приятной прохладе воздуха, сотни столиков были выставлены далеко на улицу, за которыми сидели компании людей, наслаждаясь мороженым, вином и кофе и поздравляя друг друга с новостями о постепенном уменьшении мора, который разорял город.

Я тайком и быстро огляделся вокруг. Да! Я не ошибся – мой бывший друг находился здесь – мой враг и предатель, который непринужденно сидел, удобно откинувшись назад на стуле, и с ногами, закинутыми на соседнее сиденье. Он курил и просматривал время от времени колонки парижской «Фигаро» 2 2 Ежедневная французская газета, основанная в 1826 г. . Вся его одежда была черная – лицемерная ливрея, чей мрачный оттенок восхитительно подходил к его комплекции и красивым чертам лица. На мизинце его красивой руки, которая время от времени поднималась, чтобы поправить сигару, искрился алмаз, который отбрасывал бесчисленные блики, ловя вечерний свет. Алмаз имел исключительный размер и глубину цвета, и даже на расстоянии я признал в нем свою собственность.

«Итак! Сидел ли передо мной синьор – любитель подарков, или же верный хранитель священной памяти о потерянном друге?» – задался я вопросом, поглядев на него с темным презрением. Затем, внутренне собравшись, я медленно направился к нему и, заметив пустой столик рядом с ним, я пододвинул стул и сел. Он безразлично поглядел на меня поверх своей газеты, но ничего особенно привлекательного в виде беловолосого человека в затемненных очках он не нашел, так что вскоре снова вернулся к чтению «Фигаро». Я постучал по столу концом своей трости и подозвал официанта, у которого заказал кофе. Затем я зажег сигару и, подражая расслабленной позе Феррари, закурил. Тогда что-то в моем поведении, казалось, зацепило его, поскольку он отложил свою статью и снова посмотрел на меня, на сей раз с большим интересом и чем-то вроде беспокойства. «Вот оно начинается, друг мой!» – подумал я, однако отвернулся в другую сторону и притворился увлеченным видом за окном. Мне принесли кофе, я заплатил и оставил официанту необыкновенно большие чаевые, после которых он счел необходимым натереть мой столик с дополнительным рвением и принести мне все газеты, иллюстрированные и нет, которые только здесь имелись и подобострастно свалить их в кучу справа от меня. Я обратился к этому любезному служащему в резкой и неторопливой манере моего тщательно наигранного голоса:

«Кстати говоря, я полагаю, что вы неплохо знаете Неаполь?»