Жан Жироду - Безумная из Шайо

Рабочий. Тем не менее заметно, графиня. Иногда мы находим там предметы, которые могли быть сброшены туда только из внимания к нам. Иногда это зубная щетка, иногда «Мой кюре у богатых». Все это может пригодиться. Во всяком случае, спасибо за арум.

Безумная. Завтра утром вы получите этот ирис. А теперь к делу, господин канализатор. Ирма позвала вас, потому что я хочу задать вам два вопроса.

Рабочий. К вашим услугам, графиня.

Безумная. Первый не имеет никакого отношения к тому, что меня сегодня занимает. Чистое любопытство. Правда ли, что у вас есть король?

Рабочий. Что вы, графиня! Это очередная выдумка дорожников, которые чинят мостовые. Они про нас невесть что сочиняют. Завидуют нам, что мы ходим под землей, и чего только про нас не рассказывают. Говорят, например, будто существует такая порода девок, которые никогда не выходят на поверхность и обслуживают только канализаторов. Совершенная чушь! Они регулярно выходят раз в месяц. А что мелют об оргиях на гондолах! Или о крысах, которые бегут за человеком, играющим на флейте! И о том, что канализационные трубы ощущают восход и заход солнца, и вода в них краснеет утром и вечером! Правда состоит в том, что четырнадцатого июля мы запускаем фейерверк на взятых в трубы речках Парижа, на Гранд Бательер и Менильмонтанском ручье – в них есть и течение и водопады. Очевидно, одна ракета вылетела через открытый люк, вот и все. Нет, мы, скорее, представляем собой сочетание демократии с аристократией или, как говорится, олигархию. Раз мы празднуем четырнадцатое июля, значит, короля у нас нет.

Безумная. Королевы, значит, тоже?

Рабочий. Разумеется, нет. Что же до клеветы подметальщиков улиц, будто мы устраиваем состязание по плаванью в наших трубах…

Безумная. Я вам верю, господин канализатор, и перехожу ко второму вопросу: у меня осталось мало времени.

Рабочий. Может быть, иногда летом, в особенно сильный зной…

Безумная. Верю вам, верю. Но помните ли, в тот день, когда мы с вами обнаружили этот подвал, вы обещали мне открыть одну его тайну?

Рабочий. Как открывается стена?

Безумная. Да. Сегодня мне нужно это знать.

Рабочий. Это известно только мне одному.

Безумная. Так я и думала. Я знаю три слова, которые открывают все, что можно открыть с помощью одного из них. Я только что испробовала все три, и ничего не получилось.

Рабочий. Вот секрет, графиня. Но строго между нами. (Нажимает на угол плинтуса, часть стены поворачивается на оси и открывает проход, уходящий вниз почти отвесно.)

Безумная. Куда ведет эта лестница?

Рабочий. Никуда. Шестьдесят шесть ступенек, потом площадка, откуда лучами расходятся коридоры, но каждый из них заканчивается тупиком.

Безумная. Я спущусь посмотреть.

Рабочий. И не думайте. Ступеньки устроены так, что спуститься по ним легко, но подняться обратно невозможно.

Безумная. Но вы-то сами поднялись?

Рабочий. Я поклялся никому не открывать, как это делается.

Безумная. Да ведь можно же крикнуть.

Рабочий. Кричать можно сколько угодно. Если отверстие в стене закрыто, нужно из пушки пальнуть, чтобы тебя услышали.

Безумная. Из пушки? Отлично. А не бьет ли в этом подземелье случайно нефтяной фонтан?

Рабочий. Какой фонтан? Там нет даже капли воды. Крыс для еды наловить можно, но наверняка помрешь от жажды.

Безумная. Очень жаль. Мне бы нужен фонтан нефти самого высокого качества. Или пласт самого лучшего угля, антрацита. Или жила чистейшего золота. Или алмазы. Вы уверены, что там их нет?

Рабочий. Там даже грибов нет. Поверьте, я искал.

Безумная. Жаль. А как эта ваша плита закрывается?

Рабочий. Чтобы открыть, трижды нажмите на выступ этого плинтуса. Чтобы закрыть, тоже три раза – на шишечку этой каннелюры.

Безумная. А если я при этом буду произносить отверзающие слова, вреда не будет?

Рабочий. Напротив, только польза.

Появляется Ирма.

Ирма. Госпожа Констанс и мадемуазель Габриэль.

Безумная. Пусть спускаются сюда.

Рабочий. А эта история с прачечной около площади Гренель, будто бы работающей у нас под землей!.. Ах, простите, пожалуйста, сударыня. (Уходит.)

Появляются Констанс, Безумная из Пасси, и Габриэль,Безумная из Сен-Сюльпис. Констанс в белом платье с оборками, в шляпе стиля Марии-Антуанетты с сиреневой вуалью, в высоких шнурованных ботинках. Габриэль, деланно простенькая, в шапочке и с муфтой по моде 1880 года, чрезмерно накрашенная и жеманная.

Констанс. Произошло какое-нибудь чудо, Орели? Нашлось твое боа?

Габриэль. Адольф Берто наконец-то попросил вашей руки? Я в этом не сомневалась.

Орели. Здравствуй, Констанс. Здравствуйте, Габриэль. Спасибо, что пришли.

Габриэль. Вы напрасно говорите так громко, Орели. Сегодня среда. Это один из дней, когда я хорошо слышу.

Констанс. Нет. Сегодня четверг.

Габриэль. Тогда говорите со мной, глядя мне прямо в лицо. Это день, когда я лучше всего вижу.

Констанс (делая вид, что впускает воображаемую собачку). Входи, Дики, и перестань лаять. От тебя оглохнуть можно. Ты увидишь самое длинное боа и самого красивого мужчину в Париже.

Орели. Дело совсем не в моем боа, Констанс, и не в бедняге Адольфе. Речь идет обо всем свете. Садитесь и слушайте.

Констанс. О каком свете? О большом свете? Или полусвете?

Орели. Не шути. Дело очень серьезное. Обо всем мире. Мы вчетвером должны принять решение, которое может изменить его, превратить его в рай.

Констанс. Неужели нельзя было подождать до завтра? Я мыла свои туфли. Перестань, Дики!

Орели. Время не терпит. Я все объясню вам, когда придет Жозефина. А пока попьем чаю.

Габриэль. Я нашла Жозефину на обычной ее скамейке, на Елисейских полях. Ее невозможно сдвинуть с места: бедняжка ждет выхода Карно.

Орели. Очень жаль. Голова у нее отличная.

Констанс. Ладно, мы тебя слушаем. Ты хочешь на коленки к тете Орели, Дики? Прыгай.

Орели. Констанс, дорогая, мы очень любим и тебя и Дики, но положение слишком серьезно, чтобы ребячиться.

Констанс. Ребячиться? На что ты намекаешь?

Орели. Я говорю о Дики. Ты знаешь, здесь ему всегда рады. Мы принимаем его и обращаемся с ним не хуже, чем если бы он был еще жив. Он – воспоминание, принявшее в твоем мозгу совершенно особую форму. Мы с этим считаемся. Но не усаживай его ко мне на колени, когда мне надо говорить с вами о конце света. Его подстилка все еще под шкафом. Пусть идет туда… А теперь слушайте.