Роберт Фритц - Путь наименьшего сопротивления

Многие убеждены, что мир на грани катастрофы. Государств, обладающих ядерным оружием, становится больше, насилие над природой вершится повсеместно, экстремизм растет, проблемы в экономике углубляются. Можно сказать, что обеспокоенность людей небеспочвенна. Но я не боюсь за наше будущее. Возможно, я слишком наивен. А может, наоборот: уже помудрел. Или и то и другое. Нет, я действительно не разделяю мнение, что мы на грани самоуничтожения в планетарном масштабе. Разве мы не оказывались в подобных ситуациях и прежде? Вспомним времена Средневековья, пандемию черной чумы, тиранию, рабство, эксплуатацию, войны, жестокость. Разница между тем, что было тогда, и тем, с чем мы сталкиваемся сегодня, в том, что сейчас мы действительно можем погубить планету. Одно нажатие на кнопку может послать мир в тартарары. Такое возможно, но я не думаю, что произойдет.

По иронии судьбы именно те, кто больше всего боится конца света, все еще мыслят категориями подчинительно-противительной ориентации, из-за которой мир оказался в таком положении. Если одно движение руки в состоянии привести к катастрофе, то как можно надеяться, что какие-либо действия способны обеспечить нам безопасность? Может, это вопрос статистической вероятности? Как мы дошли до такого состояния и какой стиль мышления привел нас к такому положению дел? Может ли этот же стиль мышления избавить нас от опасности вне зависимости от того, сколько бомб уже сделано и сколько лесов уничтожено?

В истории человечества четко просматриваются два пути развития. Первый – путь движения подчинительно-противительного мира. В истории этого мира события, формирующие жизнь людей и цивилизации, проистекают из сложившихся обстоятельств. Второй – путь, по которому идут строители, исследователи и творцы. В основе событий, из которых складывается это направление, лежит иная черта человеческой природы – стремление к созиданию, творчеству, знаниям. Такое стремление – врожденное, и оно представляет собой великую силу. История развивается по этим направлениям одновременно, и оба пути прокладываются независимо друг от друга. Иногда они пересекаются, иногда идут параллельно. Во времена войн нередко происходит и то и другое.

Оба этих пути, хоть и по-разному, стали доминантными в истории. С одной стороны, у нас были страшные войны, политические потрясения, экономические махинации и силовые операции. С другой – созидание и творчество всегда оставались ведущими силами в развитии цивилизации. Но может, несмотря на все грандиозное строительство, мы все еще находимся в темном Средневековье? Ведь большинство людей разделяют подчинительно-противительную ориентацию. Чему детей учат в школе, чего требуют от своих сторонников политические организации? Подчиняться и реагировать на обстоятельства так, как положено. В конце концов, люди в темные века не знали, что живут в Средневековье. Они не говорили: «Ох уж эти темные века! Но все пройдет, у нас еще будет Ренессанс, а затем и эпоха Просвещения, и романтизм, а потом уже и индустриальная эпоха, атомный и компьютерный века». Нет, они говорили друг другу: «Вот она – современность, вот они – высокие технологии!»

Задумываясь о том, насколько мир все еще подвластен подчинительно-противительной ориентации – как он действует под диктовку стратегии манипулирования конфликтом и стратегии манипулирования силой воли или стремится оставаться в зоне терпимости конфликта, – мы можем усомниться в возможности говорить о прогрессе. Разве люди принимают самые важные решения не так, как это делали шесть веков назад?! Да, технологии претерпели изменения, но разве мы как человеческие существа продвинулись хоть сколько-нибудь вперед?

Но кое-что все же меняется. Крупнейшая из перемен касается, наверное, взаимоотношений власти и индивида. Мы наблюдаем тенденцию к децентрализации власти. Все больше людей располагают все б о льшими ресурсами. Нашу эпоху не назовешь эрой великих лидеров или эрой больших групп, хотя в 60‑х многие на это надеялись. Тогда считалось, что эра Водолея возвестит о стирании индивидуальных различий и слиянии воедино массового сознания жителей «глобальной деревни». Но когда маятник исторических колебаний качнулся в обратную сторону, групповые ценности идеалистически настроенных людей 60‑х – начала 70‑х годов уступили место эгоцентричным ценностям поздних 70‑х и ранних 80‑х. Хиппи превратились в яппи [43]. Люди с левыми политическими взглядами и активной гражданской позицией, чья юность пришлась на 60‑е, стали родителями поколения молодых консервативно настроенных республиканцев. Может, пламя демократических устремлений потухло под ветром перемен в политике?

Нет, демократия – не политическая система, а идеал. Идеал, который можно описать двумя словами: «свобода личности». Когда идеал восторжествует, систему государственного управления можно будет структурировать так, чтобы общество двигалось именно в таком направлении. Если личность свободна, она способна делать выбор и объединиться с другими личностями ради общего блага, ради достижения общей цели, а также ради защиты и торжества общих интересов. Именно из свободы рождается естественное желание порядка. Идеал свободы всегда рассматривался как вопрос политический, или государственнический. Однако такая его постановка выводит на первый план систему. В рамках подчинительно-противительной ориентации свобода должна прийти со стороны системы. Не система должна быть построена для поддержания идеала свободы, а наоборот: системе вменяется обязанность генерировать идеал свободы. На самом деле никакая система не будет делать это. Не стоит этого ждать.

Когда система (государственная, корпоративная, общественная) перестает исполнять свою функцию – служить достижению поставленных перед ней целей, – она начинает обслуживать только собственные интересы. Мы избираем законодателей, чтобы они писали законы. Каждый год на свет появляется все больше новых законов, и при этом множество старых сохраняют силу. Возникает потребность в большем количестве юристов. Мы плодим «технократов» законности, а не поборников справедливости. Когда такими идеалами, как свобода, справедливость, общее благо и сострадание, начинают заведовать бюрократы, смысл теряется. Система способна воспроизводить себя и двигаться «на автопилоте». Укоренившись, бездумность и беспечность начинают порождать еще б о льшую бездумность и беспечность. Центральная власть во многом лишилась доверия, в том числе из-за войны во Вьетнаме, Уотергейтского скандала [44]и политического лицемерия. Произошла драматическая перемена. Мы больше не полагаемся на правительство и не ждем от него свершений, не надеемся, что оно раздвинет границы и построит великое общество. Большинство людей больше не ожидают от правительства и политиков демонстрации лидерства. В наши дни настоящие лидеры, за редким исключением, появляются из низов, и политики – последние, кто могут с ними сравниться. В этом одна из причин, почему в сфере политики и государственного управления стало мало поистине выдающихся людей. Просто история творится уже не там. Процесс децентрализации власти происходит и по этой причине. Децентрализованная власть может вызвать замешательство у тех, кто привык к централизованной власти, но не у молодого поколения.