Брене Браун - Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Алисия и Том встречались уже два года, когда я брала у нее интервью. Она сказала, что их отношения «пришли к печальному концу». Я спросила, почему, и Алисия рассказала: несколько месяцев назад она призналась Тому, что мать и отчим били ее, когда она была маленькая, и что поэтому она воспитывалась у бабушки. Алисия сказала, что Том очень сочувствовал и поддерживал ее, но теперь каждый раз, когда она злится или расстроена, Том ссылается на тот факт, что она «ребенок, подвергнувшийся жестокому обращению». Алисия объяснила, что в глазах Тома это – ее новый образ, основа всего ее поведения. Она сказала: «Он даже возвращается назад к тому времени, когда мы только начали встречаться, и говорит всякие вещи вроде: “Теперь-то я понимаю, почему ты так ненавидишь этот фильм”». За несколько дней до интервью Алисия пришла домой и расплакалась: босс устроил ей выволочку в присутствии одного из сотрудников. Том ответил: «Тебе так трудно воспринимать критику на работе, потому что с тобой плохо обращались родители». Алисия объяснила Тому, что это нормально – остро реагировать на критику в присутствии коллег, и спросила: «Я что, не могу быть как все остальные?» Том не понял, и она попросила его уйти. Алисия: «Да, меня били, когда я была маленькая. Это было стыдно, и я ничего не могла сделать, потому что была ребенком. Я не хочу, чтобы всю мою жизнь и мою личность сводили к этой истории, ведь мне уже за тридцать. Я имею право быть кем-то еще, не только тем ребенком».

Когда женщины рассказывают о стыде, связанном с изнасилованием или грубым домогательством, бо2льшую часть стыда они ассоциируют именно с тем, как больно, когда их дальнейшую жизнь связывают с пережитой травмой. Конечно, изнасилование – ужасный опыт, который может долго влиять на человека. Но общественная реакция на него – женщина «потеряла свою сущность», она больше не имеет права «быть нормальной» – слишком болезненна и часто вызывает дополнительный, еще более тяжкий стыд.

• Если у нее был такой отец, который мог это сделать, что уж говорить о ней?

• Она уже не будет такой, как раньше, она испорченная.

• Она лишилась своей чистоты, невинности.

• Как же она теперь сможет стать хорошей__________ (впишите нужное: матерью, женой, заместителем президента).

Бывают случаи, когда наши чувства, мысли и действия прямо связаны с нашими прошлыми или текущими проблемами. Но, разумеется, такое происходит не постоянно. Проблема возникает потому, что в какой-то момент большинство из нас начинает верить в ожидания, связанные с тем, кем мы должны быть, как должны выглядеть и что делать, как много или как мало мы должны значить.

Мы также начинаем бояться отклонить такие ожидания. Мы постоянно видим, что если будем им противостоять, то переживем болезненное отторжение, будем отвергнуты. Поэтому мы впитываем их в себя, и они становятся нашей эмоциональной тюрьмой. А на страже стоит стыд.

Невозможно говорить с женщинами о стыде и обвинении и не услышать истории о том, как болезненно бывает «не суметь влиться» или чувствовать себя отверженной. Во многих интервью женщины рассказывали о «сплетнях», «отторжении», «интригах за спиной» как о серьезном источнике стыда.

• Ненавижу работать в женском коллективе. Женщины такие мелочные и завистливые. Все принимают на свой счет, постоянно обсуждают друг друга.

• Внешне я как все вокруг меня. Внутри – пытаюсь удержать брак, который разваливается у меня на глазах. И у детей есть проблемы. Стыд – это то, что происходит глубоко во мне, и чем он там, внутри, сильнее, тем отчаяннее стараешься, чтобы снаружи все выглядело нормально. Иногда я жалею, что мы не можем просто показывать всю изнанку, тогда было бы не так трудно. Но я никогда не смогу раскрыться, потому что знаю, как женщины говорят друг о друге. Они безжалостные.

• Стыд – это когда я хватаю ребенка за плечо, скриплю зубами, в глазах у меня ярость, я готова ему всыпать по первое число… и тут я поднимаю глаза и вижу, что на меня смотрит другая мама. Я не хочу быть такой матерью. Просто иногда я дохожу до ручки и не могу сдержаться. Мне так стыдно, когда другие мамы застают меня в такие моменты, и я хочу визжать и кричать: «На самом деле я не такая! Я хорошая мама, я не делаю так постоянно!» Я знаю, что они всем расскажут, как я ору на ребенка; о чем же еще им поговорить, как не об этом?

• Два месяца назад я была на вечеринке, и там ко мне подошла женщина и спросила, чем я занимаюсь в жизни. Я ответила, что я сижу дома с тремя детьми. Она тут же скорчила вот такую разочарованную рожу – типа, о, бедняжка! – сказала: «Ну что ж, вы молодец», – и ушла. Через двадцать минут вижу – она болтает с другой женщиной. Я подумала: «Я ей больше не интересна. Моя жизнь больше ничего не значит, у меня есть только дети». Мне хотелось завопить во всю глотку, прямо посреди вечеринки: «Я была инженером, у меня тоже была интересная жизнь, я тоже имела вес в обществе, как и вы!»

• На работе мужики подвесили перед женщинами эту морковку на веревочке. Будешь с нами, если продашь достаточно… если будешь больше работать… если махнешь рукой на семью. С одной стороны, мне отчаянно хочется войти в этот мужской клуб. У них веселее, они берут лучших клиентов, делают больше денег, они свободнее. С другой стороны, я их ненавижу. Я не хочу быть как они или делать то, что они; я хочу иметь только мужские привилегии. А что касается женщин в этой группе – они еще противнее, чем мужчины. Они реально относятся к тебе как к дерьму.

• До того как меня повысили, у меня было много подруг в моем отделе. Мы вместе тусовались после работы и на выходных. Когда я заняла более высокую должность, я стала «шлюхой, которая делает карьеру тем самым местом». Я никогда не встречалась и не спала ни с кем на работе, и они это знают. Не знаю, как насчет мужчин, но, когда повышают женщин, надо переводить их в другой отдел.

• Я сказала одной из женщин, с детьми которых играет мой сын, что мы наказываем его ремнем. За неделю меня спросили об этом мамы всей группы. Они все были в шоке и в ужасе. Две мамы заявили мне, что я жестоко обращаюсь с ребенком. Я была абсолютно ошеломлена. Они вели себя так, будто я монстр. Они даже жалели моих детей. Ни одна из них больше ни разу не пригласила меня с сыном поиграть к себе. Они даже перестали приглашать моего сына на дни рождения.

Некоторые полагают, что отвергающее поведение отчасти генетически обусловлено, но я в это не верю. Я не верю, что женщины от природы коварны и склонны к манипуляциям и сплетням. Как не верю и в то, что все женщины от природы добрые и заботливые. Я считаю, что ни тот ни другой стереотип не подходит, и не думаю, что если всех причесывать под одну гребенку, то можно понять или изменить чье-либо поведение.