Антонио Менегетти - Женский ум в проекте жизни

Настоящий учитель, если он таковым действительно является, не может позволить себе обучать другого. Освободить от ошибки легко, но перед всем остальным он преклоняет колени, наблюдая и при необходимости помогая другому в исполнении его проекта.

При отсутствии учителя человек рискует попасть в две опасные ситуации: 1) либо он перестает вкладывать, развивать себя, 2) либо безответственно растрачивает.

Если же человек умеет вкладывать себя, то вся реальность становится ему другом: человек, находящийся в состоянии благодати, рассматривает весь мир и все происходящее в нем как нечто родственное ему. Но если он ошибается, то становится неприемлемым для окружающего мира и чуждым для самого себя. В душе возникает чувство вины, но человек не осознает, что его так гнетет. В реальности же он нанес обиду разуму жизни.

В мире, который часто кажется полным капканов и коррупции, непросто выжить, находясь в состоянии благодати. Но это до тех пор, пока не повстречается учитель, хотя распознать его не так просто.

Для каждого из нас существует только один учитель, и, однажды встретив его, надо только понять, что это он и никто другой. Но найти учителя – это тоже дар, так как для того, чтобы распознать его, требуются необычайные способности. Однако принять его и следовать за ним – это заслуга самого человека.

Учитель сам принимает решение, когда необходимо обнаружить себя. Сначала он как бы обманывает ученика, основываясь на его же логике. Он также обманывает [101], обнаруживая себя. Учитель должен делать это, так как не может становиться соучастником извращенности человека.

Он сам двуличен в действии в то время, как содействует наступлению состояния благодати. Настоящий учитель – это не тот, кто командует или спасает, это тот, кто излечивает и постоянно побуждает к росту.

Учитель разрушает ошибку, поддерживая самокритику субъекта, не важно какую: юридическую, экономическую, сексуальную и т. п. Он усиливает критику и таким образом одновременно лишает ее основы, в такой же степени учитель помогает, следует за учеником, если тот посредством своей воли, несмотря на трудности, сделал превосходящий выбор.

Нельзя помогать благодати, выбирая между добром и злом. Субъект уже находится в добре, и единственный выбор, который он должен сделать, заключается в принятии решения, желает ли он этого и последователен ли он в своих действиях. Заслуга состоит в выборе добра в добре. Это мужество, храбрость быть «да» до самого конца, до самой глубины. Свобода неприкасаема и дарует субъекту возможность испытать сверхъестественные удовольствия.

Всякое наше чувственное познание опирается на объективации внешних чувств. Человек, пребывающий в состоянии благодати, обнаруживает феноменологию, которую мы можем зафиксировать на нескольких уровнях.

1) Биофизически-химический уровень

Этот человек находится в состоянии функциональной эффективности, что не тождественно здоровью, рассматриваемому медицинской наукой в качестве нормы. Речь идет о состоянии функционального здоровья, то есть состоянии, при котором все жизненно важные биологические, физические и химические действия субъекта совершаются в полную силу. Наша западноевропейская медицинская культура задает нам определенное видение здоровья, но было бы также интересно познакомиться с тем, каковы воззрения на него китайцев, японцев, меланезийцев или, например, древних жителей Латинской Америки.

Например, наша европейская медицина не проясняет основополагающий критерий – медицинский показатель здоровья конкретного субъекта. Человек может страдать какой-нибудь болезнью, но здесь важно учитывать средний уровень жизненной силы субъекта; если у него и есть какая-нибудь болезнь, но общий средний тонус его повышен, тогда болезнь не составляет проблемы, потому что потенциал физиологической жизнедеятельности субъекта остается в неприкосновенности, следовательно, для того чтобы он выздоровел, достаточно будет элементарного лечения, то есть основная «закваска» его здоровья сохраняется в целости. Напротив, если этот центр различных функций нашего организма не достигает обычных своих показателей, то в этом может заключаться серьезная опасность.

Состояние функционального здоровья, о котором я говорю, относится именно к этому средоточию личности, обуславливающему наибольшую функциональность во всем том, что только интересует субъекта. С медицинской точки зрения, субъект, пребывающий в состоянии благодати, может иметь какие-то отклонения от нормы и аномалии, но в действительности все это суть эффективные формы определенного стиля жизни.

Медицина никогда не пыталась анализировать физическое состояние гения [102]. Наши медицинские трактаты неизменно основывались на результатах исследований по вивисекции животных. Полученные таким путем знания после индуктивно распространялись на человека. Сами медики также приспосабливаются к этим знаниям, но живого человека – в его оптимальной мере – они никогда не анализировали. К примеру, как функционирует эндокринная система у человеческого существа в состоянии экстаза? Как у него сообщаются между собою процессы на уровне ДНК? Клетки, которые подвергаются изучению на стеклышках ученых, изъяты из организма; их состояние и строение наблюдают в условиях химической изоляции, а потому их анализ мы можем производить в соответствии с параметрами, превосходящими критерий среднего здоровья организма, взятого в своем функционально адекватном гештальте, или никак не дотягивающими до этого критерия. Между тем, нужно было бы взглянуть на эти клетки в их контексте.

Биопсия всегда дает некий экстракт части вне включающего ее целого, но никакая часть не может дать верного резонанса целого; целостность создается только организмом, а потому определенные аспекты, взятые изолированно, могут выглядеть патологическими, но в контексте целого являться в высшей степени функциональными.

Это замечание я сделал не для того, чтобы критиковать какие-либо общепринятые каноны научной работы, а только для того, чтобы научить вас гибкости в истолковании и понимании любой системы научного знания, отдавая себе отчет в том, что большинство исследователей, составителей научных трактатов были способны написать только то, что получило одобрение тогдашней элиты данного университета, данного фонда, данного типа печатных изданий, типа культуры или морали. Заблуждением было бы думать, будто написавший был свободен написать то или иное.