Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

Законы не могут сделать людей чистыми

Чистота – это не вопрос национальных законов или декретов, это даже не вопрос преуспевания, общественного или личного, это сама сущность индивидуума. Либо он любит чистоту и реагирует на нее, либо нет. Если он ее любит, то пойдет на неописуемые жертвы, чтобы освободиться от беспорядка и грязи; если нет, то никакой закон, будь он даже наколот на штык, ему не поможет. Мне представляется, что русские, которых я видел на просторах от Балтики до Каспийского моря, гораздо более безразличны к основам санитарии, чем любые более прогрессивные нации, на звание одной из которых они сейчас претендуют. Нельзя, как утверждают некоторые, говорить, что все дело здесь в благосостоянии и в технике; это не так, я настаиваю, что это не так. И если отрицательное отношение иностранцев к такому явлению сохранится, то русский – индивидуально, а не общенационально – рано или поздно вынужден будет взяться за себя и стать чище, а также облагородить свое непосредственное физическое окружение.

Пока же их гостиницы, поезда, железнодорожные вокзалы и рестораны сверх всякой меры грязны и очень плохо оборудованы. Они недостаточно часто моют окна. Они недостаточно хорошо проветривают помещения. Они либо перегревают, либо недогревают жилые комнаты. Они живут по много человек в одной комнате и даже доходят до того, что считают это проявлением коммунистического духа. Я выступаю против этого, и я считаю в этой связи, что, если бы в этой могучей стране было больше индивидуализма и меньше коммунизма, то это стало бы ее огромным преимуществом.

Очевидная потребность в эффективности

Что касается будущего этой великой системы, то я думаю, что с ее помощью удастся, во-первых, обеспечить выполнение той программы, которую правительство сейчас предлагает для внедрения новейших устройств, позволяющих снизить трудозатраты во всех сферах жизни страны, а во-вторых, уменьшить зазор, разделяющий стоимость производства и заработную плату работника. Пока, насколько я вижу, предпринимается очень много усилий для того, чтобы сделать труд комфортным, и слишком мало – для того, чтобы сделать его по-настоящему эффективным. На самом деле не должно быть никаких разговоров о семичасовом дне до тех пор, пока рабочие не заработают столько, чтобы заплатить за новейшую технику, которая сделала бы такую продолжительность рабочего дня возможной.

Далее, одной из ошеломляющих проблем, с которыми сталкивается это правительство, является проблема крестьянина. В стране насчитывается 120000000 крестьян, знакомство которых с современными методами ведения сельского хозяйства еще только начинается. Правда, там существует множество пунктов, которые в Америке могли бы назвать агрономическими станциями. Они обладают последней информацией и современными механизмами, которые можно использовать в земледелии и животноводстве. Но одно дело – передать эту информацию крестьянину, а другое – сделать так, чтобы он ее принял.

Если я правильно информирован, то русский крестьянин больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое, чтобы ему позволили жить так, как он жил до сих пор. Проблема, как его заинтересовать, пока едва затронута, и я вижу, что его безразличие является для власти одним из самых суровых испытаний.

Сделать сельское хозяйство промышленным

Предлагаемое мною сейчас решение состоит в том, что правительство в соответствии со своими нынешними возможностями и особенностями должно разделить землю на участки, и во главе каждого участка поставить агрария или совет из таких специалистов. Их бизнес будет заключаться в том, чтобы развивать хозяйство так же, как развивается любое коммерческое или финансовое предприятие. Правительству следует предоставить им машины и любое другое оборудование, которое может понадобиться, а затем нанимать фермеров – так же, как на заводе привлекают рабочие руки. Рабочие должны быть организованы в профсоюзы, получать в день достаточно много, иметь ограничение по количеству рабочего времени, что позволит им поддерживать свое благосостояние, как сегодня это делают в отношении их профсоюзные активисты. Используя подобные методы, можно разработать стандарты эффективности их работы; в качестве источников поставки семян сельскохозяйственных культур можно использовать опытные хозяйства.

При таком подходе все – литература, машины и практические методы – окажется в руках фермера, который является членом профсоюза, и таким образом все возможности огромных сельскохозплощадей России будут использоваться в полную силу. Если бы это было сделано, то, безусловно, Россия вошла бы в авангард экономически стабильных и могущественных стран. Кроме того, она первой решила бы ту тревожную и удручающую проблему, которая теперь стоит перед каждой страной, будь она капиталистической или нет.

Несмотря на многочисленные трудности, связанные с этой поездкой, я высоко оценил предоставленную мне советским правительством возможность увидеть детали великого эксперимента. У меня только самые добрые мысли и наилучшие пожелания успехов ему в будущем.

Kennell Ruth Epperson. Theodore Dreiser and the Soviet Union. N.-Y.: International Publishers, 1969. P. 49.

Ibid., р. 183.

Там же, с. 109. Различия между этими двумя текстами можно увидеть на примере изложения интервью, которое Драйзер взял у архиепископа Платона (имеется в виду деятель так называемого обновленчества архиепископ Н. Ф. Платонов). Для этого нужно сравнить запись в дневнике от 30 ноября 1927 года с версией Кеннел, которая приведена в книге Theodore Dreiser and the Soviet Union на c. 109–112.

Недатированное письмо Кеннел Ярошевскому, Государственный архив Российской Федерации, Москва. Дневник и письма, которые я обнаружил в российских архивах, придают дополнительное измерение сложным взаимоотношениям между Драйзером и Кеннел.

Это подтверждают письма Триваса и Давидовской, которые сохранились в Государственном архиве Российской Федерации. Особенно критично авторы писем относятся к тому, что рассматривалось как демонстрация недружественного отношения Драйзера к советским обычаям и людям.

Артур Д. Кашиато в единственном исследовании русского дневника Драйзера, предпринятом до издания данной книги, указал на то, что он называет «текстовой интерсубъектностью», созданной совместными усилиями Кеннел и Драйзера. Результат не является ни его дневником, ни ее дневником. «Скорее это их общий советский дневник, который воспроизводит эту интерсубъектность» (Casciato A. Dictating Silence: Textual Subversion in Dreiser’s Soviet Diary: Papers on Language and Literature. 27, Spring, 1991. P. 187).