Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

Снег, снег, опять снег, но погода теплая. В Киеве стоял такой туман, что я не увидела ни одного из ориентиров.

Сегодня вечером я умирала от голода, но по дороге купить поесть было негде. Торговец достал хлеб, ветчину, черную икру и яблоки, мы заказали чай, и у нас начался праздник. (Вот уж действительно, Бог послал.) Он согласен с тобой в том, что с точки зрения коммерции города мертвы, потому что нет частной торговли, частной инициативы. «Но, – говорит он, – а почему правительство должно желать этой живой конкуренции? Кому от этого выгода?» Я спросила его о процентах по вкладам; банки платят от шести до восьми процентов в зависимости от условий депозита.

Я только что закончила читать «Темный смех» [326] Роман американского писателя Шервуда Андерсона (1876–1941); Sherwood Anderson's novel Dark Laughter. N.-Y.: Boni & Liveright, 1925. , он мне очень понравился. Когда Андерсон уходит от резкого стиля воспоминаний, характерного для нескольких первых глав, и переходит собственно к истории, это смотрится очень интересно и очаровательно. Тебе может нравиться американский деловой человек, но Андерсону – нет. Из Киева я дала телеграмму О’К. [327] Мэй О’Каллахан, технический работник [Коминтерна], жила в отеле Lux. (ред.). ; надеюсь, меня кто-нибудь встретит.

А теперь прощай, прощай надолго, мой дорогой босс. Надеюсь, я смогу сжиться со своим одиночеством, а если нет, то разве это не докажет, что человеческие чувства прочны – по крайней мере, в определенных пределах?

15 янв, 1928 года (дополнение 3, Москва)

В поезде я очень хорошо спала, хотя иногда меня немного смущало чувство, что я нахожусь на корабле, а ты лежишь в другой каюте. Я предупредила соседа, что не надо волноваться, если мне будут сниться кошмары (правда, уже после того, как разбудила его, пробормотав что-то по-английски, – наверное, мне повезло, что он не понимает английского).

Утром, когда я проснулась, за окном мелькали восхитительные леса Московской губернии, засыпанные глубоким снегом. Мы должны были прибыть в 9:35, и, представь себе: когда часы показывали 9:35, я уже шла по вокзалу. Это тебя преследовал злой рок, а теперь, когда ты уехал, все работает прекрасно. Правда, погода в Москве была мрачная, но теплее, чем в Тифлисе; снег немного стаял. Кажется, в этом году все перевернуто.

Прибыв в Lux, словно блудный сын после долгого отсутствия, я огляделась вокруг, ожидая больших перемен. Но нет, на лифте все еще висела табличка «Лифт не работает», а человек за конторкой сказал, что О’К. еще не дали номера. Когда я чуть позже встретилась с О’К. в своем номере (Варя отчистила комнату так, что она выглядела вполне прилично, моя соседка встретила меня весьма любезно), она мне объявила, что на этой неделе возвращается в Англию. Насчет моего места в библиотеке также ничего не изменилось. Нужна ли я им по-прежнему? Если нет – я уеду с ней (если только не побоюсь таких быстрых сборов). Я узнаю об этом завтра. Серж не знал, что я приезжаю, а когда я позвонила, его не было дома… Позвонила Ребекка К., она очень волновалась о твоем отъезде. Надеюсь, у тебя не было проблем с бумагами на польской границе. О’К. сказала, что у нее были.

Вечером я увидела Сержа в комнате у О’К.; как обычно, он ужасно занят, бегает с одной встречи на другую. Он сказал, что думал, будто мы в Одессе только до 29-го, поэтому не писал. Он заключил договор и вышлет тебе копию.

Открытка, изданная советским правительством для рекламы визита Драйзера в Советский Союз

Теодор Драйзер

В России я увидел народ, умеющий мыслить. И именно в России скорее, чем в какой-либо другой стране, суждено в наши дни появиться великим откровениям как в смысле практических преобразований, так и в области мысли. По крайней мере, я в это верю.

Мы живем в беспокойную эпоху, наш западный мир мечется в поисках выхода из тупика, и неужели теперь, когда Россия может дать нам что-то новое, здравый смысл не подскажет нам, что надо помочь ей создать все, что она может? [328] Цит. по книге: Теодор Драйзер. Что я увидел в Советской России // Глазами иностранцев. 15. 1917–1932. М.: ГИХЛ, 1932. С. 264–265.

(Источник: Российский государственный архив кино фотодокументо в, Москва)

Перед отъездом из Советской России Драйзер продиктовал заявление, в котором изложил то, что он наблюдал и испытал в своем путешествии (см. стр. 410).

Это заявление забрала Рут Кеннел, которая и предоставила его прессе.

Кеннел, очевидно, сохранила для себя копию этого документа, и именно эту версию текста она опубликовала в качестве приложения к книге «Теодор Драйзер и Советский Союз» (Kennell Ruth Epperson. Theodore Dreiser and the Soviet Union. N.-Y.: International Publishers, 1969. P. 311–315).

Приведенный ниже текст вместе с заголовком появился в выпуске газеты Chicago Daily News (с. 1–2) от 6 февраля 1928 года. Он немного отличается от версии Кеннел: например, ее документ адресован «русской публике», в разделе «Законы не могут сделать людей чистыми» она пишет «вы» и «ваш» вместо «они» и «их». Версия Кеннел также содержит несколько очевидных опечаток, таких как spaces вместо places во втором абзаце или importance вместо impotence во втором предложении раздела «Похвалы реальным достижениям». Ни один из текстов не свободен от недостатков – например, в газетной версии существуют подзаголовки, которые, скорее всего, добавили редакторы, но в машинописном тексте и сделанной копии они отсутствуют.

Текст Кеннел доступен в ее книге, поэтому нам показалось более полезным воспроизвести здесь текст из Chicago Daily News , который с момента его первой публикации никогда не перепечатывался. Очерк дает хорошую картину состояния Драйзера накануне его отъезда из России.

Теодор Драйзер обнаружил в драме советской России и надежду, и неудачу

Известный писатель Теодор Драйзер перед отъездом из России надиктовал свои впечатления от страны и ее правительства. Джуниус Б. Вуд, корреспондент газеты Chicago Daily News в Москве, отправил нам это заявление вместе со следующим комментарием:

«Несмотря на неукротимый оптимизм и пытливый ум г-на Драйзера, он был далек от своей лучшей физической формы: в это чудовищно холодное утро в России он кашлял, боролся с бронхитом и пытался согреться под одеялами, лежа на шаткой кровати со спинкой в неотапливаемом отеле. Чтобы быстрее согреться, он натянул на уши меховую шапку, завернулся в шубу и даже надел меховые перчатки и валенки – живописный мудрец, философствующий с укутанной стенографисткой с посиневшими руками. Он только что завершил невероятно трудную шестидневную поездку из Батума через все Черное море на небольшом пароходе, не теряя при этом аппетита и присутствия духа, только для того, чтобы провести неделю вынужденного ожидания в Одессе, потому что в Обществе культурной связи с заграницей, которое спонсировало его поездку, забыли, что для желающих покинуть страну необходима виза. Эта проволочка заставила его отказаться от запланированного визита в Константинополь и направиться в Соединенные Штаты. В дополнение к заводам, новостройкам, чиновникам и другим приметам жизни советской России г-н Драйзер увидел реальную жизнь страны так, как мало кто из других ее гостей смог увидеть ее за столь короткое время. Он вдыхал миллион запахов спальни в русской гостинице, наглухо запечатанной на зиму; он провел ночь, добираясь до Ясной Поляны в «жестком» вагоне, где снятые крестьянами сапоги висели прямо у его ушей; он просидел всю ночь на железнодорожной станции Константиновка, потому что чиновники говорили, что его поезд может прийти в любую минуту, а он не приходил двадцать четыре часа. Раздраженный полисмен набрасывался на любого, кто пытается задремать, потому что какой-то чиновник в Москве запретил спать на станциях. Он потратил еще один день на ожидание другого потерявшегося поезда среди убожества и грязи бакинского вокзала, но увидел сквозь мрак солнечный свет, а в усилиях Советов – надежду человечества».