Джон Стейнбек - Русский дневник

Он и его жена обаятельны и добры. Нам они очень понравились. И, как это всегда бывает среди профессионалов, наша критика его пьесы никак не коснулась его личных качеств. Мы играли в дартс, танцевали, пели – и вернулись в Москву поздней ночью. Москва все еще пребывала в состоянии возбуждения и бурной деятельности – надо было быстро снять все эти огромные портреты, флаги и полотнища до начала дождей, иначе с них потечет краска. Все это снова понадобится при праздновании тридцатой годовщины революции.

Да, для Москвы это знаменательный год, год больших праздников. Кстати, лампочки на всех зданиях, на Кремле и на мостах оставили, поскольку дождь им повредить не мог. Потом, на седьмое ноября, они еще пригодятся.

Мы давно хотели посмотреть внутреннее убранство Кремля – это всякому интересно. Нам также хотелось пофотографировать. В конце концов мы получили разрешение на посещение, однако снимать в Кремле было запрещено: нельзя было ни фотографировать, ни даже проносить туда фотоаппараты. Для нас не стали организовывать специальную экскурсию, а присоединили к обычной туристической группе – а это было именно то, что нам нужно. Нас снова сопровождал господин Хмарский, который, как ни странно, в Кремле никогда не был – разрешение на это не так-то легко получить.

Мы подошли к длинному хорошо охраняемому пандусу. На входе стояли солдаты. У нас спросили фамилии, тщательно проверили пропуска, потом зазвенел звонок, и в сопровождении людей в форме нас провели через ворота. Мы пошли не в ту сторону, где расположены государственные учреждения, а вышли на большую площадь, миновали древние соборы и через музеи попали в гигантский дворец, в котором жило много царей, начиная с Ивана Грозного. Мы побывали в крошечной спальне, где ночевал Иван, в маленьких комнатках с задергивающимися занавесками и в частных часовнях. Все они показались нам очень красивыми, странными и древними, тем более что эти комнаты сохраняются в первозданном виде. Мы осмотрели музей, где хранятся доспехи, металлическая посуда, оружие, фарфоровые сервизы, костюмы и царские подарки за пятьсот лет. Здесь были огромные короны, усыпанные бриллиантами и изумрудами, и большие сани Екатерины Великой. Мы видели меховые одежды и удивительное оружие бояр. Здесь же находятся подарки, присланные царям представителями других правящих домов: огромная серебряная собака – дар королевы Елизаветы; изделия из немецкого серебра и фарфора – подарки Екатерине от Фридриха Великого, всякие декоративные мечи, в общем, все эти показные символы монархии.

Из ребенка, которому приходится расти среди этой чудовищной коллекции абсурда, может получиться только один определенный тип взрослого.

После посещения царских покоев нам стало очевидно, что царственным особам хороший вкус не только не нужен – он им просто абсолютно противопоказан. Мы увидели расписанный зал для воинов Ивана, куда не разрешалось входить женщинам. Мы прошли целые мили по царским лестницам и заглянули в огромные зеркальные залы. Мы увидели помещения, в которых обитал царь со своей семьей. Это были неудобные комнаты, в которых было слишком много мебели, слишком много украшений и слишком много темного полированного дерева. Из ребенка, которому приходится расти среди этой чудовищной коллекции абсурда, может получиться только один определенный тип взрослого. Легко понять, каким будет этот тип, если представить себе, какая жизнь была у ребенка среди всего этого хлама. Допустим, маленький царевич захотел ружье. Разве могли бы ему дать винтовку двадцать второго калибра? Нет, ему бы дали какой-нибудь маленький серебряный мушкетон ручной работы с инкрустацией из слоновой кости и драгоценными камнями, который в XX веке является полным анахронизмом. Да и на зайцев ему не дали бы поохотиться: он сидел бы на лужайке и стрелял в лебедей, которых к нему подгоняли.

Всего два часа пробыли мы в царском дворце, а вышли из него настолько подавленными, что не могли прийти в себя целый день. А если всю жизнь там провести?! Но во всяком случае мы это видели, и хорошо, что побывали там. Но больше нас туда и на аркане не затянешь! Это самое мрачное место в мире. Проходя по этим залам и лестницам, нетрудно себе представить, как легко здесь решиться на убийство, как отец мог убить сына, а сын – отца, и какой далекой и призрачной казалась отсюда реальная жизнь, проходившая за пределами дворца. Из дворцовых окон мы видели город, лежавший за стенами Кремля, и могли себе представить, что чувствовали по отношению к городу запертые во дворце монархи. Прямо под нами на Красной площади стояло большое мраморное возвышение, на котором обычно рубили головы подданным – скорее всего, из страха перед ними. Мы спустились по длинному пандусу и с облегчением вышли через хорошо охраняемые ворота.

Мы изо всех сил побежали от этого места, заскочили в бюро Herald Tribune в гостинице «Метрополь», схватили Суит-Джо Ньюмана и отправились в кафе, где заказали четыреста граммов водки и большой обед. Но от чувства, которое осталось у нас после посещения Кремля, мы избавились еще не скоро.

Мы не видели в Кремле государственных учреждений – они расположены в другой его стороне. В них никогда не водят туристов, и мы не поняли, как они выглядят, потому что видели только крыши зданий за стеной. Но нам сказали, что там обитает целая община кремлевцев. Там, внутри Кремля, находятся квартиры некоторых высших государственных чиновников и их обслуги, туда приходят уборщицы, ремонтники, охранники. Сталин, как нам сказали, в Кремле не живет, но у него где-то там есть квартира, хотя никто не знает, где, да никто и не стремится это узнать. Говорят, что теперь большую часть времени он живет на побережье Черного моря в атмосфере вечного лета.

Один из американских корреспондентов рассказал, что однажды видел, как по улице проезжал Сталин; он сидел на втором сиденье, за шофером, сильно запрокинувшись назад, и выглядел при этом очень неестественно.

…Мы все равно волновались, потому что слышали истории о том, как пленки частично конфисковывали или полностью запрещали к вывозу.

– Я тогда еще засомневался, – сказал корреспондент, – сам ли это Сталин или манекен. Выглядел он весьма ненатурально.

Капа каждое утро кудахтал над своими пленками. Почти ежедневно мы звонили в ВОКС и спрашивали, как нам вывезти эти пленки, а нам отвечали, что вопрос прорабатывается и волноваться не стоит. Но мы все равно волновались, потому что слышали истории о том, как пленки частично конфисковывали или полностью запрещали к вывозу. Мы слышали эти рассказы и подсознательно в них верили. В то же время господин Караганов из ВОКСа еще ни разу нас не подводил и ни разу не сказал нам неправду. Поэтому мы полагались на него.