Патти Смит - Просто дети

Днем, пока я была на работе, Роберт с Джимом ходили гулять – шли пешком до Таймс-сквер. Их роднила любовь к адским безднам этого местечка. В странствиях они обнаружили, что у них есть еще кое-что общее – склонность торговать собой. Только Джим зарабатывал на наркотики, а Роберт – на аренду квартиры. Тогда Роберт все еще окончательно не разобрался в своей натуре и влечениях. Бунтовал против своего отождествления с сексуальной ориентацией, гадал, чего ищет на панели – денег или удовольствия. С Джимом он мог обсуждать такие темы: Джим не был склонен к морализаторству. Оба брали с мужчин деньги, но Джим – без всяких угрызений совести. Считал, что это обычный бизнес.

– А откуда ты знаешь, что ты не гей? – допытывался Роберт.

– Уверен, – отвечал Джим. – Я всегда требую плату.

В середине июля я внесла последний взнос за мою первую гитару, которую попросила придержать для меня в ломбарде на Восьмой авеню. Маленький акустический “Мартин”, модель для гостиных. На деке – крохотная переводная картинка с лазурной птичкой. Ремень, сплетенный из разноцветных шнурков. Я купила сборник песен Дилана и выучила несколько простейших аккордов. Первое время выходило не так уж плохо, но чем больше я упражнялась, тем хуже звучала гитара. Я и не знала, что ее надо настраивать. Пошла к Мэтью, он настроил. Потом меня осенило: как только гитара расстроится, надо найти какого-нибудь музыканта и предложить ему на ней поиграть. В “Челси” музыкантов хватало.

“Пожар, возникший без причины” (“Fire of Unknown Origin”) я сочинила как стихотворение, но после знакомства с Бобби переделала в свою первую песню. Кое-как подобрала аккорды для аккомпанемента на гитаре и спела ее Роберту и Сэнди. Сэнди возликовала больше всех: ведь это ее платье шуршало по полу в коридорах.

Играя в “Острове”, я пришла к мысли, что создана для сцены. Я никогда не испытывала мандража перед своим выходом, любила провоцировать зрителей на реакцию. Но тогда же я сказала себе: “Запомни, в актрисы ты не годишься”. По мне, актерская доля – все равно что солдатская: нужно жертвовать собой ради высшего блага. Верить в дело, которому служишь. А из меня актриса не получалась: я просто не могла в достаточной мере поступиться своей личностью.

Роль Леоны окончательно закрепила за мной незаслуженную славу наркоманки. Не знаю уж, хорошо ли я играла, но зато правдиво – репутацию себе запятнала. Спектакль пользовался популярностью. Энди Уорхол приходил каждый вечер и всерьез заинтересовался сотрудничеством с Тони Инграссией. На последнее представление явился Теннесси Уильямс под руку с Кэнди Дарлинг. Кэнди оказалась в стихии, о которой мечтала, и была вне себя от счастья: как-никак, ее все увидели вместе с великим драматургом.

Что ж, смелости у меня, наверно, хватало, но я-то знала, что мне недостает задушевности и чарующего трагизма, которыми были наделены мои товарищи по сцене. Поборники альтернативного театра были всей душой преданы своему делу: трудились, как рабы, под руководством наставников – Эллен Стюарт, Джона Веккаро и блестящего Чарльза Ладлэма. Я не пошла их путем, но была благодарна театру за его уроки. И через некоторое время – правда, не скоро – применила свой театральный опыт на практике.

В августе Дженис Джоплин вернулась в Нью-Йорк, чтобы сыграть в Центральном парке повторный концерт взамен того, который сорвал ливень. Вид у нее был совершенно счастливый. Она предвкушала работу в студии. Прибыла в великолепном наряде, обмотанная боа из перьев цвета фуксии, розы и пурпура. Без своего боа она нигде не появлялась. Концерт прошел с большим успехом, а потом мы все отправились в “Ремингтон”, бар художников на Нижнем Манхэттене неподалеку от Бродвея. За столиками теснилась свита Дженис: Майкл Поллард, Салли Гроссман (девушка в красном платье с обложки “Bringing It All Back Home”), Брайс Марден, Эмметт Грогэн из “Диггерз”, актриса Тьюзди Уэлд. Из музыкального автомата звучал Чарли Прайд. Почти весь вечер Дженис провела с одним красавцем, который ей нравился, но незадолго до закрытия бара он улизнул с какой-то смазливой тусовщицей. Это подкосило Дженис.

– У меня так всякий раз, чел. Опять я ночью одна, – рыдала она на плече у Бобби.

Бобби попросил меня доставить ее в “Челси” и присмотреть за ней. Я отвезла Дженис в ее номер и выслушала ее сетования на судьбу. Перед тем как распрощаться, я сказала ей, что сочинила для нее песенку. И тут же ее спела.

– Это про меня, чел. Моя песня, – сказала она.

Когда я уходила, она смотрелась в зеркало, поправляя боа.

– Ну как я выгляжу, чел?

– Сияешь, как жемчуг, – сказала я. – Девушка-жемчужина [96].

Мы с Джимом проводили много времени в Чайна-тауне. В обществе Джима каждая вылазка в город превращалась в приключение между небом и землей, полет на высоких летних облаках. Мне нравилось наблюдать, как Джим общается с незнакомыми. Мы ходили в “Хонг фэт” – низкие цены, вкусные пельмени, – и Джим заводил разговоры со стариками китайцами. В “Хонг фэт” приходилось есть все, что бы тебе ни принесли, или говорить официанту: “Нам то же самое, что господину вон за тем столиком”, – меню было только на китайском. Столики там мыли так: обливали горячим чаем и вытирали тряпкой. Весь ресторан благоухал чаем улун. Иногда Джим просто подхватывал абстрактную нить беседы, заговорив с одним из почтенных стариков, и тот вел нас по лабиринту своей жизни, от “опиумных” войн до опиумных притонов Сан-Франциско. А потом мы брели по Мотт-стрит и Малберри-стрит на Двадцать третью, снова в своей эпохе, точно ничего и не случилось.

На день рождения я подарила Джиму цитру “Аутохарп” [97], в обеденный перерыв в “Скрибнерз” я сочиняла для него длинные стихотворения. Надеялась, что он станет моим мужчиной. Оказалось, надежда была несбыточная. Музой Джима я так и не стала, но, пытаясь выразить словами свои драматичные переживания, стала писать больше и, полагаю, лучше.

Иногда нам с Джимом было очень хорошо вместе. Не сомневаюсь, неприятные моменты тоже были, но воспоминания у меня светлые, окрашенные ностальгией и юмором. Дни и ночи, проведенные нами вместе, напоминали лоскутное одеяло: романтичные, точно Китс, и безобразные, как вши, которых мы оба подцепили (Джим был уверен, что от меня, а я – что от него). Мы были вынуждены тщательно мыться специальным шампунем “Квелл” в безлюдных туалетах “Челси”.