Мартин Гилберт - Черчилль. Биография

Среди погибших при Лосе был капитан Уильям Шеридан, муж кузины Черчилля Клер. Их ребенок появился на свет за пять дней до смерти отца.

На протяжении всего октября Дарданелльский комитет спорил, надо ли проводить эвакуацию войск с полуострова Галлиполи. Эта неспособность принять решение чрезвычайно раздражала Черчилля. «Солдаты, которые получают приказ идти на смерть, имеют право знать план и цель», – написал он в меморандуме, который в итоге решил не выпускать. 20 октября он направил коллегам предложение использовать горчичный газ в качестве последней попытки прорвать оборону турок. Учитывая массовые убийства армян, совершенные турками, а также большое количество британских солдат, сдающихся в плен, он говорил: «Необоснованные предубеждения против использования горчичного газа прекратятся. Большие газовые установки должны быть направлены в Галлиполи без промедления. Зимний сезон в Дарданеллах обычно характеризуется сильными юго-западными ветрами, что представляет для нас идеальную возможность применения газа».

Предложение Черчилля проигнорировали – равно как и его призыв к объявлению всеобщей мобилизации, и предложение, сделанное в частном порядке Асквиту, о том, что для более эффективного ведения военных действий Китченера следует заменить Ллойд Джорджем. В конце октября, на волне общественной критики правительства, о чем Черчилль неоднократно говорил на закрытых заседаниях кабинета, Асквит заявил, что намерен заменить Дарданелльский комитет группой из трех человек, отвечающих за проведение политического курса. В нее вошли он сам, Китченер и Бальфур. Черчилль лишился площадки, на которой мог бы предлагать свои планы. Хенки предложил Асквиту поручить Черчиллю миссию в России, но из этого ничего не вышло. Позже Черчилль опять поднял вопрос о возможности создания департамента, ответственного за ведение войны в воздухе. Это тоже ни к чему не привело, и 30 октября он подал прошение об отставке, сказав Асквиту, что изменение в системе руководства военными действиями лишает его возможности быть полезным.

В надежде, что Асквит поддержит его действия в Дарданеллах после сообщения об истории операции, сделанного в палате общин 2 ноября, Черчилль представил премьер-министру подборку документов. Однако, поддержав саму операцию в целом, Асквит не использовал представленные ему материалы и не стал защищать Черчилля от главного обвинения, предъявляемого ему, – в действиях через голову своих советников.

Черчилль стал главным виновным за провал в Дарданеллах – даже за тот период, когда он уже не возглавлял Адмиралтейство, и за действия на суше, которые полностью были в ведомстве Китченера. Он больше не хотел оставаться в Англии. 6 ноября он попросил Асквита назначить его генерал-губернатором Британской Восточной Африки и главнокомандующим местными вооруженными силами. К его удивлению, эту идею поддержал Бонар Лоу, сказав Асквиту, что «мы страдаем от недостатка мозгов в высшем командовании». Но Асквит отказался. 11 ноября была создана новая группа по Дарданеллам уже не из трех, а из пяти человек, но Черчилля в нее снова не включили. В этот день он направил Асквиту второе и окончательное письмо об отставке. Он не считал возможным «в такие времена пребывать в хорошо оплачиваемом бездействии». У него была чистая совесть, и это позволяло ему спокойно взять на себя ответственность за прошедшие события. «Время, – писал он, – оправдает мою деятельность в Адмиралтействе и определит мою истинную роль в организации подготовительных и оперативных мероприятий, которые обеспечили нам господство на море».

После почти десяти лет работы на различных министерских постах Черчилль остался без должности в правительстве. Десятилетие жизни, сконцентрированной между Уайтхоллом и Даунинг-стрит, проведенной в заседаниях кабинета и встречах с государственными чиновниками, завершилось. Он все еще оставался членом парламента, но прекрасно понимал, насколько неэффективен стал парламент в годы войны. 15 ноября, выступив с личным заявлением в палате общин, он высказал пожелание опубликовать все документы, связанные с его руководством флотом, и в связи с Дарданеллами заявил: «Если бы Фишер не одобрял операцию, моим долгом было бы не давать согласия. Но от Фишера не было ни четких указаний, ни твердой поддержки, на что я имел право рассчитывать».

Черчилль продолжал: «На протяжении последнего года я предлагал правительству одно и то же: не предпринимать на Западе никаких операций, которые чреваты для нас бульшими потерями в живой силе, чем для противника; на Востоке – взять Константинополь, если сможем, силами флота или, если необходимо, силами армии, но взять так или иначе; довериться военным экспертам и взять быстро, чтобы не упустить времени». Тем не менее Черчилль был уверен в окончательном исходе войны. «Мы переживаем трудное время, – говорил он, – и, вероятно, будет еще хуже, прежде чем станет лучше. Но лучше станет, если мы проявим выдержку и терпение – в этом я не сомневаюсь».

Падение Черчилля, а это было именно так, побудило Бонара Лоу заявить в палате общин: «В его достоинствах есть изъяны, но достоинства его велики, и влияние, которое они оказывают, огромно. Я должен сказать: на мой взгляд, по интеллекту и жизненной энергии это один из выдающихся людей нашей страны».

Черчилль решил отправиться в свой полк, сражающийся во Франции. Перед отъездом он устроил небольшой прощальный обед на Кромвель-роуд, 41. Среди присутствующих была дочь Асквита Вайолет, которая позже записала: «Клемми была восхитительно спокойна и мужественна, бедняжка Эдди смахивал слезы, все остальные пытались бодриться, скрывая свинцовую тяжесть на душе. Только Уинстон был в самом веселом и лучшем расположении духа».

Утром 18 ноября в форме майора личного ее величества гусарского Оксфордширского полка Черчилль отправился из Лондона на Западный фронт. Клементина дала ему с собой подушечку, чтобы удобно было спать. Вечером Мастертон-Смит написал ей из Адмиралтейства: «Тем из нас, кто разделял его жизнь здесь, он оставил вдохновляющие воспоминания о своем высоком мужестве и неустанных трудах, а с собой во Фландрию он увез все, что мы могли ему дать, – наши добрые пожелания».

«Я сделал это не потому, что испугался тяжелой ноши или ударов, – написал Черчилль Керзону через три недели, узнав о решении эвакуировать войска из Дарданелл, – но потому, что в настоящее время именно моя бесполезность, я в этом уверен, полностью истощила меня. Я понял, что для восстановления должен удалиться. Если бы в перспективе я видел хотя бы малейшую возможность влиять на события, я бы остался».