Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Рассвет следующего дня оказался ярким и ясным; деревенские пейзажи переливались под тонким слоем хрусткого свежего снега. На обратном пути в Булонь [170]мы остановились в небольшом рыночном городе, чтобы заехать к еще одному агенту, мадам Майé. Она показала нам дорогу, ведущую из города к побережью. Дорога выбиралась из низины, в которой гнездился город, к продуваемому всеми ветрами пространству широкого плато; на самом деле это был широкий водораздел между долинами двух рек. Мы проехали мимо небольшой трассы справа от нас и пронеслись по крохотной деревушке. Там почти не было признаков жизни, за исключением одиноко стоящего шпиля церкви, водонапорной башни да разрушенной ветряной мельницы. Затем мадам Майе неожиданно повернула направо, мы последовали за ней, и там, примерно в километре от главной дороги, длинный и низкий, с известковыми стенами и красной черепицей, стоял он. «Вот наш дом, мама», – сказал Тим, которому тогда было девять лет. Действительно, это оказался он, ошибки быть не могло, он манил нас к себе сквозь поля, этот старый друг из прошлого, сразу заметный, мгновенно очаровывающий.

«Un vrai coup de foudre», – как сказали бы французы, – любовь с первого взгляда. Мы не были разочарованы, когда свернули на подъездную дорогу к Мулен [171], ведь там находился старый мельничный цех, мельница которого была давным-давно разрушена. Низкий привлекательный фасад, увиденный нами с дороги, оказался одной из трех сторон дома, окружавших внутренний двор, а сам дом был построен в стиле, близком к стилю римской виллы; о таком доме мы со Стивеном мечтали в золотые времена нашей помолвки. Вид, открывавшийся со двора, был таким же радостным и приветливым, как и внешняя сторона дома, виднеющаяся с дороги. Жилые комнаты, включая кухню, выходили окнами во двор или в сад, а также на пастбища позади дома; невозделанные и запущенные, они были отданы на откуп стае воинственных гусей, нетронутым оставался только привычный уголок огорода.

Спальные помещения в длинной части здания, которая сразу завладела нашим вниманием и воображением по пути к дому, идеально подходили для нужд Стивена, так как находились на первом этаже и их можно было значительно расширить, завершив превращение широкой светлой просторной мансарды, простиравшейся вдоль всего крыла здания, в жилое помещение. Дом был так хорош, что даже не верилось. Пока что он соответствовал всем требованиям: был в часе езды от побережья, находился не дальше от Кембриджа, чем западные части страны, и определенно был ближе, чем Уэльс. Из него открывались чудесные виды на поля, переходящие в леса, и он располагался достаточно далеко от автомагистрали, однако подъезд к ней оставался легким. Дом был хотя и старинный, но, несомненно, еще в хорошем состоянии и имел свой характер. Очевидно, что мы могли его и дальше ремонтировать и улучшать, а самое большое значение имела его цена, после уплаты которой оставалось еще достаточно средств для проведения ремонта любого масштаба.

По дороге домой я все время думала о Мулене, вновь и вновь проживая все впечатления и воодушевление, которое мы испытали, когда впервые его увидели, а также обдумывала возникшие идеи. По возвращении в Англию я торопливо записала их, а потом с помощью ручки, бумаги и линейки набросала чертеж дома и планы его адаптации под наши нужды, и отправила все это Стивену по факсу в Южную Калифорнию. Стивен дал положительный ответ. Общаться с ним по факсу через всю Атлантику было гораздо легче, чем лицом к лицу, и я решила, что его лаконичное «звучит неплохо» означало одобрение. Механизм покупки Мулена тут же был приведен в стремительное действие. Столь же быстро мне пришлось учить юридическую лексику и знакомиться с процедурами покупки дома во Франции, которые во всем отличались от английских, и вступить в схватку с французскими законами и юридической терминологией, французской банковской системой, терминами французской сферы строительства, страхованием во французском стиле, местной налоговой системой и экстравагантностью коммунальных служб. В то время стерлинг был дороже франка, и я находила удовольствие в манипуляциях с курсом обмена валют. Меня грела мысль о том, что в Англии за такие деньги мы не нашли бы ничего стоящего. Где-то глубоко внутри я ощущала некую твердость и уверенность, которой у меня не было годами. Этот проект, основанный на моем участии и знании французского, будет моим весомым вкладом в семейную жизнь, хотя, конечно, финансироваться он будет совместными усилиями. В прошлом наши путешествия в большинстве своем имели лишь одну цель – погоню за наукой. А этот проект соединит все наши интересы и таланты – языки, любовь к Франции и французскому образу жизни, отдых, работу в саду и, конечно, музыку, – и все это будет пропитано научными устремлениями. Чем дольше я изучала свои планы и чертежи, тем больше убеждалась, что Мулен обладает бóльшим потенциалом, чем мне казалось сначала. К дому был пристроен старый амбар, над которым так и напрашивался мезонин с жилыми комнатами, а нижний этаж можно было превратить в конференц-зал, что позволило бы Стивену вести летнюю школу и приглашать своих коллег и их семьи. Я мечтала о том, как среди холмистых деревенских пейзажей Северной Франции мы откроем свою собственную версию летней школы Лез-Уш; дом мог стать моей надеждой на восстановление единения и гармонии, которых мы достигли до событий 1985 года и которые ускользнули от нас в Англии.

В начале 1989 года планы насчет Мулена пришлось отложить, так как я была занята вычиткой французской версии «Краткой истории времени». Оказалось, что это была не просто проверка орфографии и пунктуации, а гораздо более глубокое чтение. В английском издании имелось предисловие американского ученого Карла Сагана: я немало удивилась, обнаружив, что его не перевели на французский и что втайне от Стивена французское издательство «Фламмарион» поручило французскому физику написать предисловие и поместить его вместо английского. Некоторые пренебрежительные примечания французского предисловия показались мне странными, и я решилась их вычеркнуть. Публикация Une Brève Histoire du Temps [172]в Париже была назначена на начало марта и идеально совпала бы с завершением покупки дома. За несколько недель до издания книги Кембридж наполнился вереницей французских журналистов и телекамер, в то время как завершение оформления прав на недвижимость все больше и больше сосредоточивало мое внимание на событиях по ту сторону Ла-Манша. Мои горизонты расширялись, более не ограничиваемые четырьмя стенами дома в Англии.

Тонкости французского законодательства, механизмы открытия банковского счета, детали страховки – на все это я набрасывалась с энтузиазмом, и во всем мне помогли удивительно своеобразные персонажи, с которыми я контактировала в Тернуа, тихом деревенском регионе Северной Франции. Составление планов ремонта уже шло полным ходом, когда 1 марта en route [173]в Париже на официальной церемонии я подписала договор о продаже дома, что само по себе уже стало значительным достижением, так как должны были присутствовать все стороны договора, но Стивен решил, что у него не будет времени приехать. Он только что вернулся на «Конкорде» из поездки с деловым визитом в Нью-Йорк. Когда через друзей и знакомых новости о покупке дома во Франции стали просачиваться в Англию, реакция некоторых людей привела меня в недоумение. «Стивену не нравится эта страна», – категорично заявила Изабель в его присутствии, как будто намереваясь настроить его против Мулена. Неужели она забыла Лландого? Конечно, недоверие Стивена к стране может объясняться этим опытом. Но забраковать Мулен, который так внимательно выбирался и так скрупулезно приготавливался для того, чтобы радовать Стивена, было бы очень несправедливо. Образ Стивена, культивированный его родными и некоторыми из его сиделок, был образом звезды, жившей среди огней большого города, и жизнь в деревне показалась бы ему скучной. Этот образ противоречил моему восприятию его характера, а клевета в адрес моего проекта заранее подрывала его заинтересованность в нем.