Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Реальность не имела ничего общего с этими обещаниями. Когда дело доходило до съемки, вторжение в нашу жизнь всех без исключения продюсеров становилось шокирующе насильственным. Как только камеры начинали работать, а мы пытались умерить пыл продюсеров и режиссеров, они, несмотря на все обещания, ссылались на нехватку времени или финансирования. Мебель толкали по всей квартире, часто повреждая ее и никогда не возвращая на место; слепящие дуговые лампы и яркие отражающие экраны на холодных металлических подставках вытесняли знакомый беспорядок старинных вещей, загораживая мебель, книги и газеты; метры кабелей опасно змеились на полу из комнаты в комнату; микрофоны свисали с каждого крючка и полки. Мы, чужие в грубо изменяемом до неузнаваемости доме, превратившемся в конструкцию из трубчатой стали, были необученными актерами, игравшими одни и те же роли, ключевыми персонажами в драме, от которых ждали естественной грации и апломба перед объективом камеры – этого священного объекта обожания ХХ века. Пока я безнадежно наблюдала и неохотно участвовала во всем этом, отчаявшийся голос внутри меня протестовал. «Конечно, – говорил этот голос, – должно быть нечто среднее между этим ненасытным докучливым любопытством и резко обезличенным подходом фильма серии Horizon, снятого “Би-би-си” несколькими годами ранее. Но этот воображаемый третий путь потребовал бы больше времени и денег, чем было у любого из режиссеров, остервенело мечущихся от одного проекта к другому».

Из-за невозможности найти выход мое молчаливое сопротивление этому дополнительному бремени бушевало лишь внутри меня. Несмотря на жалобы детей, особенно Люси, которую больше всех отвлекали рекламная шумиха и вторжение камер на пороге экзаменов, я была не в том положении, чтобы убирать камеры из дома, – я боялась, что это восстановит Стивена против меня, а он положительно наслаждался публичностью. Он только что вернулся из еще одной поездки в Америку, но эта передышка не придала мне достаточно сил для поединка с опустошительными набегами съемочной группы в то время года, которое всегда было для меня мучительным: пыльца деревьев оседала в моих носовых пазухах, как перечная пыль. Режиссер, женщина из Америки, которая сначала показалась мне такой дружелюбной и милой, превратилась в напористую, доводя ситуацию до конфузов, когда камеры последовали за нами в город, чтобы заснять мой обычный поход по магазинам в субботу утром. Было очень странно, что в ходе этих обычных еженедельных дел меня сопровождал Стивен и его кортеж; еще более странно, что за нами по пятам следовала вся съемочная группа. Спрятаться от этого оказалось невозможно. Все было бы не так плохо, если бы они действительно помогли с покупками, вместо того чтобы следовать за нами как тени, тыкая свои камеры и микрофоны мне в лицо, пока я доверху загружала продуктовую тележку и тащила тяжелые сумки домой.

Изначально целью этого фильма являлось создание образа Стивена для американского новостного телеканала; впоследствии он должен был служить и второй цели – предоставить фрагмент биографической истории для другого научного документального фильма, основанного на «Краткой истории времени». Поэтому мысль о том, что это внезапное съемочное наводнение сослужит хорошую службу, сделала мой уик-энд сносным. К тому моменту, когда утонченный интервьюер-журналист и его жена приехали в субботний вечер в гости, у меня больше не было настроения приветствовать никого из людей или техников из числа телевизионщиков или киношников у себя дома. Едва я представилась им, как жена журналиста небрежно спросила меня, как раз когда я передавала ей бокал: «Вы верите в Бога?» Она задала этот вопрос с невозмутимым спокойствием, которое парализовало мои расшатанные нервы. Я не стала пускаться в длинные объяснения, велев ей не совать нос в чужие дела, но, моментально подавленная угрызениями совести, вдруг поняла, что уже приглашаю всю команду на ужин в качестве компенсации своей грубости.

Поздно ночью, лежа одна в постели, я чувствовала, как вокруг меня захлопывается ловушка. Давление публичности вынуждало меня вести себя непривычно и неискренне, однако у меня не оставалось другого выхода. Было очевидно, что в глазах СМИ я превратилась в придаток, замочную скважину, в которую можно подглядывать, так как теперь имела отношение к выживанию и успеху Стивена лишь потому, что в отдаленном прошлом вышла за него замуж, обустроила для него дом и произвела на свет трех его детей. Сейчас я существовала лишь для того, чтобы утолить жажду прессы, требовавшей новостей о личной жизни, а на самом деле мой дух бунтовал и против их бесцеремонности, и против собственной беспомощности.

Было очень странно, что в ходе этих обычных еженедельных дел меня сопровождал Стивен и его кортеж; еще более странно, что за нами по пятам следовала вся съемочная группа. Спрятаться от этого оказалось невозможно.

Спустя десять дней после окончания этого съемочного припадка Стивен прочитал лекцию Шредингера [178]в жарком душном лекториуме, забитом до отказа, в Королевском колледже Лондона. Уравнение Шредингера, фундаментальное для науки о квантовой механике, которое он разработал в 1926 году, имеет такое же прямое отношение к законам, описывающим движение атома, как ньютоновские законы движения к движению планет.

Лекция Стивена о воображаемом времени была предельно ясна и понятна, и впоследствии его чествовали и сопровождали представители IBM, фирмы, которая спонсировала лекцию, и жаждали сфотографироваться с ним, возможно, считая это одной из привилегий их работы. Я застенчиво стояла сбоку, размышляя о том, что я была единственным не-ученым среди собравшихся, пока меня не представили дочери Шредингера, которую я однажды видела на похожем мероприятии в Дублине в 1983 году. Тихая и скромная, она во второй раз сообщила мне о том, что ее родила не жена Шредингера, а какая-то другая женщина и что миссис Шредингер впоследствии удочерила ее. Мне стало жаль ее; ей было неудобно от того, что ее преследовало отцовское наследие, – возможно, ее в равной степени смущала его репутация дамского угодника и преследовала его научная слава; она явно жила в тени отцовского имени. Меня пугало, что моих детей может постигнуть та же участь.

Стивену же, наоборот, очень нравилась публичность. Он упивался связями с прессой, которая сделала его имя известным в каждом доме по всему миру. Его слава перед лицом общества демонстрировала победу не только разума над секретами Вселенной, но и тела над немощью и смертью.

В следующую субботу перед поездкой в город для продажи флагов в пользу Национального фонда шизофрении я, как обычно, открыла для Стивена его электронную почту. Там было письмо от премьер-министра госпожи Тэтчер, в котором она предлагала порекомендовать его королеве как кандидата для награждения орденом Кавалеров Почета в списке награждения ко дню рождения монарха. Мы кинулись к энциклопедии. Выяснилось, что эта награда является одной из самых почетных в стране, почетнее рыцарского ордена, однако указывается она незаметно, без титула, просто буквами после имени. Стивен собирался в Америку, поэтому мне выпала честь принять награду от его имени.