Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Через два дня я уже была готова вернуться домой – мне так не терпелось, что я надела пальто и завернула свою милую розоволицую куколку, которая теперь стала значительно спокойнее, в теплую кружевную шаль. Но появился доктор и приказал мне вернуться в постель: он хотел поставить мне капельницу с препаратом железа, чтобы пополнить мои истощенные запасы этого ценного вещества перед отправкой домой. С сожалением я повиновалась и вместо возвращения к Роберту и Стивену погрузилась в чтение книги Томаса Манна «Будденброки» – саги о прусской семье, жившей в конце XIX века. Мое терпение было вознаграждено тем, что на следующий день нас отпустили-таки домой, судя по всему, в гораздо лучшей форме, чем раньше, благодаря введенному мне железу. Было очень приятно вернуться: стоял ноябрь, в саду зацветали последние розы, красивее и ярче, чем розы лета. Роберт пришел домой из детского сада вместе с Иниго вскоре после полудня. Он постучал заслонкой почтового ящика, с любопытством глянул в щель для писем и ворвался в дом, крича: «Где ребенок? Где ребенок?» Увидев сестренку, которая лежала на коврике в детской, он сразу подошел к ней и поцеловал. С тех самых пор, хотя Люси, обретя дар речи, никогда не давала ему спуску, его братское чувство не требовало консультаций доктора Спока: Роберт не проявлял ни малейших признаков соперничества с сиблингами.

В небывалом порыве утренней активности в понедельник 2 ноября в восемь часов я родила дочь Люси.

Хотя отец Стивена и его брат Эдвард уехали в Луизиану на академический год с целью изучения тропической медицины, его мать осталась в Англии, чтобы оказать нам помощь сразу после рождения Люси, так как Стивену уже требовалась значительная поддержка для того, чтобы справляться с повседневными задачами. Он все еще мог подняться по лестнице, но ходил так медленно и неустойчиво, что не так давно ему все же пришлось начать пользоваться инвалидным креслом. На четыре дня моего пребывания в больнице мне требовался заместитель по дому, который был бы терпеливым, понимающим и выносливым и которому Стивен доверял бы полностью. Джордж оставался его неизменным помощником на кафедре, но у него имелась собственная семья и маленькие дети, к которым он должен был возвращаться домой по вечерам. Поэтому Стивен предпочел призвать на помощь свою мать на время моего отсутствия. Она приехала и пробыла у нас в доме еще несколько дней после моего возвращения, демонстрируя доброту, хорошее настроение и энергичность, хотя и сочетающиеся с некоторой отстраненностью. График был весьма утомительный: покупки, стирка, уборка в доме, готовка еды, присмотр за Робертом и Стивеном. То время, когда Стивен брал в руки кухонное полотенце, чтобы помочь с уборкой на кухне, давно миновало. Из-за его болезни было невозможно требовать от него какой-либо помощи в ведении хозяйства, потому что он не мог делать ничего физически. Эта неспособность к практическим занятиям давала ему то преимущество, что он мог безраздельно посвящать себя физике, и я принимала это как должное: я понимала, что он не хотел бы отвлекаться на такие земные материи, как приготовление пищи, хозяйство и подгузники, какими бы ни были его обстоятельства.

После моего возвращения домой мама приняла пост у Изабель, которая должна была воссоединиться со своей семьей в Америке – ее обуздывающего влияния там очень не хватало. Ненавидя рептилий и пренебрегая советами местных жителей, отец Стивена вступил в смертельную схватку с ядовитой змеей-щитомордником, атаковав ее с помощью рукоятки метлы. Через шесть недель после рождения Люси Стивен собирался заехать к родителям в Луизиану по пути на конференцию в Техас, но, к моему невероятному облегчению, было решено, что он поедет с Джорджем, а я останусь дома с двумя детьми.

Когда обе бабушки удалились, наша повседневная жизнь вновь изменилась: сейчас в ее центре были потребности младенца и Стивена, а в помощниках оказались трехлетний Роберт, няня Иниго и Тельма Тэтчер. Я чувствовала себя очень счастливой, глядя на своих здоровых и благополучных детей. Стивен, однако, беспокоился насчет Люси. Она подолгу спала днем, а ночью вела себя идеально, настолько, что он был убежден, что с ней что-то не так. Он ожидал, что все дети будут такими, как Роберт: активными и энергичными в любое время дня и ночи. Я не разделяла его тревоги. Я просто наслаждалась спокойствием, наступившим в нашем доме после рождения дочери; это время оказалось одним из наиболее стабильных периодов в нашей жизни, в особенности после генеральной перестройки дома.

Стивену уже требовалась значительная поддержка для того, чтобы справляться с повседневными задачами. Он все еще мог подняться по лестнице, но ходил так медленно и неустойчиво, что не так давно ему все же пришлось начать пользоваться инвалидным креслом.

Дом бесконечно радовал меня своей свежестью, чистотой и сравнительной вместительностью, а ребенок радовал еще больше. Дочь была такая крошечная, что я могла удержать ее одной ладонью, и такая тихая, что детский врач, придя проведать нас, даже не заметила ее рядом со мной в постели. Маленькая Люси соблюдала заведенный у нас режим сна и бодрствования, позволяя мне наводить порядок в доме, заботиться о Стивене и Роберте и спать положенное количество часов. Вечером я успевала немного почитать, в то время как Стивен готовился ложиться. У нас существовала негласная договоренность о том, что он будет заботиться о себе настолько, насколько это воз можно, даже если на это требуется время (негласная – так как его обижало любое упоминание о болезни). Он мог раздеться, если я развязывала ему шнурки и расстегивала пуговицы, а затем с трудом втискивался в пижаму; в это время я лежала в постели и читала, наслаждаясь этими минутами как роскошью в конце каждого длинного дня. Стивен всегда долго готовился ко сну, не только из-за физических ограничений, но и из-за того, что его внимание постоянно отвлекалось на что-то другое, чаще всего – на одну из релятивистских проблем. Однажды вечером он переодевался даже дольше, чем обычно; причина стала мне известна лишь на следующее утро. В ту ночь, надевая пижаму и визуализируя геометрию черных дыр, он решил одну из важнейших проблем в их исследовании. Решение заключалось в том, что если произойдет столкновение двух черных дыр, в результате которого получится одна, то площадь поверхности новой черной дыры не может стать меньше, напротив, она должна быть больше, чем сумма поверхностей двух изначальных черных дыр. Иными словами, что бы ни произошло с черной дырой, размер ее не может уменьшиться. Благодаря этому решению Стивен в свои двадцать восемь лет стал одной из крупнейших фигур в области теории черных дыр. По мере того как тема черных дыр приобретала все бóльшую популярность, Стивен становился популярнее среди мирового населения, наделившего его особой харизмой. В Сиэтле мы вышли на орбиту явления, получившего новое имя; теперь же мы, очевидно, пересекли «горизонт событий», область вокруг черной дыры, из которой нет возвращения. Теория предсказывала, что неудачливый путешественник, которого притяжением дыры засосало за горизонт событий, будет вечно растягиваться, подобно спагетти, не имея никакой надежды выбраться наружу или отправить сообщение о том, что с ним стало.