Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Снаружи мы постоянно находились под угрозой падения черепицы. Эта опасность была устранена благодаря своевременному посещению Его Королевского Высочества герцога Эдинбургского, канцлера Кембриджского университета, решившего нанести Стивену частный визит в июне 1982 года. Мы так боялись, что кусок черепицы упадет на королевское темя во время входа Его Высочества в парадную дверь, что я попросила соорудить защитный экран из сетки по периметру крыши. Намек был понят, и несколько месяцев спустя крышу на доме заменили.

Благодаря королевскому визиту мы к тому же приобрели новые смесители в ванной.

Мы были не единственными жильцами дома, поскольку занимали только первый этаж. Студенты, у которых имелся отдельный вход, обитали на верхних этажах; кроме того, в темных глубинах подвала жили мыши, среди оборудования, принадлежащего спелеологическому университетскому клубу. Мыши соблюдали дистанцию с тех пор, как Люси потребовала завести хищную кошку; со студентами наладить мирное сосуществование оказалось сложнее. Поодиночке это все были замечательные ребята – лучше не сыскать, как обнаруживалось в тех случаях, когда мы приглашали их на бокал вина или встречали на лужайке посреди ночи, когда ложная пожарная тревога беспричинно поднимала на ноги весь дом. Но студенческий стиль жизни, их график и привычки вступали в неизбежный конфликт с нашими. Время от времени их присутствие проявлялось в более материальной форме, чем громкий шум и звуки поп-музыки. Примерно раз в год кто-нибудь из них забывал выключить воду в студенческой ванной, которая находилась над нашей кухней. В последний раз, когда это случилось, я пришла домой к обеду с запасом времени в пятнадцать минут до приезда кузин Стивена из Новой Зеландии. Повернув ключ в замке, я сразу услышала шум струящейся воды и учуяла запах плесени. Я кинулась на кухню. Пол уже был покрыт слоем воды; мои лучшие тарелки и чашки, предусмотрительно выставленные на рабочую поверхность, собирали грязные лужицы. Продукты – сыр, помидоры, салат и хлеб – плавали в теплых серых потоках, в то время как вода продолжала литься по потолку и капать с люстры…

Мы пребывали в счастливом неведении об этих обстоятельствах, когда в сентябре 1975 года вместе с мамой паковали вещи в доме на Литл-Сент-Мэри, перед тем как передать его в пользование колледжа. Я организовала переезд на Вест-роуд, 5. После Калифорнии наше положение в колледже кардинально изменилось. Вернувшись в Англию, мы заняли помещение, больше напоминающее миниатюрную официальную резиденцию, а не обыкновенный жилой дом. Стивену сразу предложили первый официальный пост в университете – доцентуру, поскольку за время нашего отъезда прошел слух о том, что мы рассматриваем предложение остаться в Калифорнии. Тут же подтвердилась старая библейская мудрость о том, что нет пророка в своем отечестве: за должностью доцента в скором времени последовала профессура и собственная кафедра. Теперь университет не только не был намерен отпускать Стивена, как однажды было объявлено за официальным ужином, но и с нетерпением ожидал его возвращения.

Соперничая друг с другом за первоочередность в открытии яркой научной звезды на мировом небосклоне, различные научные институты один за другим присуждали Стивену свои самые престижные награды.

Доцентура повлекла за собой появление давно необходимого секретаря, материализовавшегося в форме Джуди Феллы, которая внесла солнечную живость и непривычный блеск в мрачные коридоры кафедры прикладной математики и теоретической физики. Джуди проработала у Стивена много лет, будучи энергичной, преданной и исполнительной. Наконец-то в Англии появился человек, которому я могла передать обязанности по управлению его официальными делами – в Калифорнии этим занималась Полли Гранмонтан. Она печатала его научные работы (включая иероглифы), занималась корреспонденцией, организовывала конференции и поездки, подавала запросы на визы – все эти обязанности подразумевали полную ставку, поскольку он уже стал мировой знаменитостью и был широко востребован.

Не только Америка превозносила успех. В более завуалированной форме такое же отношение, прикрытое чопорной респектабельностью, проявлялось и в Англии. Соперничая друг с другом за первоочередность в открытии яркой научной звезды на мировом небосклоне, различные научные институты один за другим присуждали Стивену свои самые престижные награды. Сколько раз за эти годы мои родители садились на поезд до Кембриджа, чтобы успеть забрать детей из школы, а я встречала Стивена у кафедры, погружала его и инвалидное кресло в автомобиль и везла в один из роскошных лондонских отелей – «Саввой», «Дорчестер» или «Гросвенор», где должен был состояться праздничный банкет. Иногда нам предоставляли номер в отеле на одну ночь, и тогда я могла немного отдохнуть – ведь я была шофером, сиделкой, камердинером, стольником и переводчиком в одном лице, а также сопровождающей супругой. Преодолев все препятствия, разделяющие привычный уклад жизни в Кембридже и пафосный мир светского Лондона, мы появлялись, наряженные в вечерние туалеты – Стивен в галстуке-бабочке, который я по его требованию всегда завязывала вручную, – в сияющем бальном или банкетном зале, где нас приветствовала избранная научная интеллигенция, пэры Англии и высокие гости всех мастей. Все они были очень любезны, а их жены улыбчивы, но мне все они казались такими старыми, старше, чем мои родители: этих людей я бы не встретила на улице или у школьных ворот – там, где протекала моя настоящая жизнь и жизнь моих друзей. Те же самые лица, включая некоторых наиболее увлеченных представителей лондонского высшего света, появлялись и на других крупных научных выставках, в частности Conversazioni [119], летних вечерних собраниях в Королевском обществе, где богатые и знаменитые безжалостно толкали друг друга локтями в битве за напитки и канапе, в то время как ученые, охраняющие свои любовно подготовленные стенды, терпеливо ожидали, чтобы кто-нибудь отделился от занятой светскими разговорами толпы и проявил интерес к их многотрудным исследованиям.

Искусственный блеск этих мероприятий забавлял и раздражал меня одновременно. Наслаждаясь времяпрепровождением, я все время думала о том, что мне предстоит в следующие несколько часов. У нас не было шофера, чтобы отвезти нас домой из Лондона после полуночи, и не было лакея, который помог бы уложить Стивена в постель, а на следующее утро нам предстояло возвращение к нашим обязанностям. Наутро я одевала Стивена, кормила его завтраком, давала ему пилюли и поила чаем, потом прибирала в доме и загружала по две-три партии белья в стиральную машину перед тем, как почистить лук и картошку для обеда. Через дорогу обвиняющим перстом возвышалось здание Университетской библиотеки, являя собой безмолвный упрек в том, что я пренебрегла своей диссертацией. Не было и хрустальной туфельки, хотя у нас оставалась блестящая медаль на подушке из атласа или бархата в качестве напоминания о том, что предыдущий вечер нам не приснился. Но даже медаль скрывалась из вида через день-два. Поскольку в доме процветало мелкое воровство (из прихожей воровали сумочки, с крыльца – велосипеды), то медали приходилось складывать в банковский сейф, откуда не было случая их достать.