Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Мой день начинался с предыдущего вечера: дав Стивену лекарства и уложив его в постель, я готовила стол для детского завтрака. Наконец-то любовь Роберта к ранним подъемам нашла свое предназначение: ему можно было доверить приготовление собственного завтрака и завтрака для Люси. Утром я помогала Стивену подняться с постели, одевала его и давала ему чашку чая и утренние витамины перед тем, как отвезти Люси в школу на багажнике моего велосипеда. По возвращении, загруженная покупками, я кормила Стивена завтраком и занималась его личными потребностями до того, как он уезжал на работу. Испытанная в Калифорнии свобода еще больше восстановила Стивена против обычных инвалидных колясок, и он составил запрос в Департамент здравоохранения о предоставлении ему кресла с электроприводом быстроходной модели, поскольку прошел слух, что они предоставляются бесплатно. Тем не менее истина не соответствовала чаяниям. Даже непоколебимое упорство Стивена не помогло нам преодолеть косность чиновников этого министерства: они боялись, что, выполнив его запрос, создадут прецедент, открывающий дверь потоку подобных прошений. Ему предложили подать другое заявление, на трехколесное кресло на батареях, которым у него уже не хватало сил управлять, или на кресло с электроприводом, но не столь быстрое, как ему хотелось бы, – предназначенное для использования внутри дома, оно было ему знакомо по Институту астрономии. Мы потратили много часов, приводя аргументы в пользу своего права на быструю модель, и все тщетно. И это называется государством всеобщего благосостояния. Государство оказалось настолько равнодушным к нашему благосостоянию, что могло показаться, что оно намеренно ограничивает трудоспособность инвалидов и, следовательно, их налоговые обязательства по отношению к Государственному казначейству. Пригоршня витаминов по рецепту – вот все, на что оно оказалось способно; физической, практической, моральной и финансовой поддержки от него было не дождаться.

Мы стали еще больше зависеть от родственников, студентов и друзей в нашей ежедневной борьбе за то, чтобы продолжать оставаться в рамках нормальной семьи. Стивен все-таки получил кресло, которое хотел, – при помощи благотворительного фонда, а не государственной системы здравоохранения – и в сопровождении студента ездил в нем на работу каждое утро. Дорога проходила вдоль Кингс-колледжа, где зимой цветут акониты и подснежники, а весной – нарциссы, через реку по горбатому мостику, из колледжа через боковой выход и приводила его в офис на противоположной стороне Сильвер-стрит. То, что Стивен мог воспользоваться основополагающим правом человека на свободное передвижение тогда и туда, куда ему было нужно, не было результатом деятельности государственных служб; причиной тому стала исключительно его упорная работа и собственный успех на научном поприще.

Транспортировка детей представляла собой еще одну проблему. Я возила Люси в школу на багажнике велосипеда, но школа Роберта была расположена дальше. Благодаря Джону Старку, недавно переехавшему в Кембридж, Роберт успевал на занятия вовремя. Джин и Джон Старки перебрались в Кембридж из Лондона с двумя детьми в начале семидесятых годов, когда Джон занял пост консультанта по болезням грудной клетки в Адденбрукском госпитале. Они въехали в дом, который для себя построил Фред Хойл десять лет назад. Джон забирал Роберта по дороге на работу и высаживал вместе со своим сыном Дэном у подготовительной школы Перс. Я, в свою очередь, платила услугой за услугу, забирая мальчиков днем и отвозя Дэна домой. Иногда я ненадолго оставалась у них, чтобы поболтать с Джин, пока дети играли. Она была выпускницей Лондонской школы экономики и находила, что в Кембридже преобладает атмосфера мужского шовинизма, а доминирование университета над всеми сферами жизни казалось ей угнетающим и унылым. Нас обеих возмущала система, приучающая нас конкурировать с мужчинами до того, как нам исполнится двадцать один – двадцать два года, а потом низводящая нас до статуса второсортности. Мы никогда не жалели о том, что стали женами и матерями, но нам было обидно, что общество Кембриджа столь низко оценивало эти основополагающие роли.

То, что Стивен мог воспользоваться основополагающим правом человека на свободное передвижение тогда и туда, куда ему было нужно, не было результатом деятельности государственных служб; причиной тому стала исключительно его упорная работа и собственный успех на научном поприще.

Именно Джин настояла на том, что я должна снова заняться диссертацией, хотя я считала такое предприятие по определению безнадежным. Я никогда не забывала о своей научной работе: она то радовала меня, то огорчала на протяжении почти десяти лет. Я выполнила лишь треть намеченного плана, хотя уже накопила огромное количество материала и не знала, где найти время, чтобы его обработать. Я располагала лишь коротким перерывом между уходом Стивена в полдень и быстрым вояжем по магазинам в середине дня, до того, как забрать Люси из школы в пятнадцать минут четвертого – что составляло максимум два с половиной часа. Тем не менее благодаря настойчивости Джейн и выдающемуся примеру Генри Баттона, одного из старых коллег моего отца по королевской службе, начавшего свое исследование поэзии немецких миннезингеров [120]в 1934 году и завершившего его после своей отставки сорок лет спустя, – проект начал казаться мне не таким уж бредовым.

Поскольку три географические области и три исторических периода моего исследования уже были четко определены, вернуться к работе оказалось легче, чем я думала. Я уже оформила мои идеи в отношении поэзии наиболее раннего из периодов, мосарабских хардж, и теперь могла обратиться ко второму периоду расцвета средневековой лирики на территории Галисии [121]в северо-западной части Пиренейского полуострова. Язык там больше напоминал португальский, чем испанский; город Сантьяго-де-Компостела приобрел международную известность и коммерческий успех благодаря гробнице святого Иакова, чей гроб, согласно местной легенде, прибило к Галисийскому побережью в 824 году. К XIII веку песни галисийских трубадуров вытеснили увядающую поэзию Прованса и стали любимым развлечением при кастильском дворе, а их сложение – еще одним крупномасштабным предприятием во всех отношениях замечательного короля Альфонсо Мудрого. Среди многих разнородных композиций выделяется группа под общим названием cantigas de amigo [122], состоящая из любовных песен от лица женщины, темы и характерные черты ее перекликаются с харджами: влюбленные часто встречаются на рассвете, девушка поверяет свои чувства матери или сестрам, возлюбленного часто нет рядом. Кроме того, в их стиле и языке проявляются фольклорные элементы, восходящие к традиционным прообразам. За те несколько часов, которые имелись в моем распоряжении каждый день, я должна была выискать традиционные элементы в пятистах двенадцати cantigas de amigo , оценить выдающиеся стилистические и лингвистические характеристики, объединяющие их с харджами, сравнить их язык с классическими или библейскими прообразами и определить их место в общем языковом пространстве Европы.