Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Как всегда, мои родители с радостью откликнулись на предложение совместного отдыха с внуками, так что мы с папой начали планировать широкомасштабный тур по Северной Испании и Португалии, местами накладывающийся на camino francés , древнюю тропу паломников, направляющихся в Сантьяго-де-Компостела. Планирование поездки воскресило чудесные воспоминания о каникулах, проведенных в Европе, в особенности благодаря тому, что мой отец обладал особым чутьем, позволяющим выявлять редкие исторические сокровища, на которые обычный турист не обратил бы внимания.

Как только закончились летние хлопоты – банкеты по случаю мини-конференций, барбекю, званые обеды, детские праздники, школьные дни спорта, праздники по случаю окончания учебы; прозаичные, но неизбежные дела, такие как техническое обслуживание автомобиля и уборка в арендуемом доме между жильцами; наконец, злокозненная атака краснухи, уложившей Люси в постель незадолго до конца четверти, – Стивен уехал в Калифорнию, а мы наконец-то отправились в Бильбао. Хотя этот промышленный мрачноватый город на северном побережье Испании встретил нас немного сыро и облачно, мое сердце затрепетало, лишь только я вновь вдохнула в свои легкие воздух Испании. Сердце не прекращало трепетать на протяжении всего отпуска, и не только благодаря тому, что мы заново открывали для себя Испанию – освобожденную страну, где не осталось ни следа фашизма и где демократия делала первые робкие шаги; дело было в том, что здесь к жизни возвращалась прежняя я – полная надежд предприимчивая девушка, долгие годы похороненная под грудой изнурительных обязанностей и других приоритетов. Постепенно мой испанский язык возвращался ко мне: я восстановила его грамматику, синтаксис и лексикон, открывая его для себя заново. Живая сила языка пробудила мой голос лингвиста, затаившийся в робком молчании под весом интеллектуального шовинизма Кембриджа, где следовало держать язык за зубами, дабы не быть осмеянным.

Города со звучными названиями – Бургос, Саламанка, Сантьяго, Леон, Коимбра и Опорто, необычные храмы, средневековые монастыри, мосарабские часовни, процессии паломников, дымящиеся под солнцем долины и искривленные ветви олив прочертили полосу ослепительного света и обжигающей жары в нашей жизни, приглушенной пронизывающей сыростью и серостью севера. В скалистых ущельях, потоках, соснах и горах я видела отражение ландшафтов, описанных cantigas de amigo , и чувствовала дух живой традиции, запечатленный в песне. Непосредственный опыт прикосновения к реальности, лежащей в основе моей разросшейся до непомерных масштабов диссертации, невероятно воодушевил меня: теперь я была твердо уверена в том, что исследования Средневековья гораздо более полезны, чем собирание гальки на пляже. Я поклялась себе закончить диссертацию, несмотря ни на какие трудности; даже если это ни к чему не приведет; даже если все закончится с ее завершением. Мне не терпелось записать все, что я увидела, и связать это с текстами, но не настолько сильно, чтобы бросить все и стремглав бежать в Кембридж, не выжав все полезные соки из каждой секунды пребывания в Испании и Португалии. В любом случае детям нужна была награда в виде нескольких дней на море за бесконечные часы терпеливого сидения в автомобиле. Люси, чье богатое воображение позволяло ей занять саму себя и окружающих увлекательнейшей беседой в любую жару и в течение любого промежутка времени, была очарована мотивом раковины морского гребешка, отмечающим путь пилигримов к могиле святого Иакова в Сантьяго. Она выискивала этот символ на зданиях, статуях и дорожных знаках, всякий раз издавая торжествующий вопль при обнаружении оного. Неудивительно, что после посещения такого количества религиозных памятников жития всех святых перепутались у детей в головах. Когда мы остановились у моря в португальском местечке Офир, они пустились во все тяжкие: Люси изображала Иоанна Крестителя, окатывая брата потоками морской воды, а он, завернутый в полотенце, демонстрировал неприхотливого пилигрима в странствии по Пути Святого Иакова. Любые религиозные толкования этой сцены были бы, увы, абсолютно тщетны. Пока детей поглощала эта буйная еретическая забава, произошел единственный инцидент за отпуск, который мог бы сойти за неприятность: папа не мог выйти из номера из-за сломанного замка. В номере не было телефона, а единственным оставшимся выходом служил балкон. Оттуда нужно было перепрыгнуть на соседний балкон нашего номера, рискуя упасть с высоты в двадцать метров. Папа нашел нас на пляже; его распирало от гордости за собственное бесшабашное удальство – и нам всем пришлось согласиться с тем, что для шестидесятитрехлетнего респектабельного пенсионера это был настоящий подвиг.

Осенью 1977 года, воспламененная впечатлениями от поездки по Пиренейскому полуострову, я была намерена взяться за диссертацию с обновленным ви́дением и возрожденной энергией, хотя систематизация материала требовала значительных усилий и времени. Стивен вернулся из Калифорнии с очередным повышением в должности – ему предложили профессуру в области гравитационной физики. Профессура, помимо скромного увеличения зарплаты, предполагала и другие преимущества, в частности признание и уважение в любом обществе – с некоторыми исключениями, и одним из них стала его собственная кафедра. Продвижение Стивена по службе совпало с капитальным ремонтом помещения кафедры. В течение некоторого времени он терпеливо ожидал появления в своем офисе ковра, полагавшегося по статусу только профессорам. Несколько месяцев прождав втуне, он решил поднять животрепещущий вопрос в беседе с главой кафедры, который, выслушав его, брюзгливо отмахнулся. «Только профессорам полагается ковер», – сказал он. «Но я профессор!» – убеждал его Стивен. В конце концов в качестве несколько отсроченного подтверждения его нового статуса профессорский ковер материализовался.

Стивен вернулся из Калифорнии с очередным повышением в должности – ему предложили профессуру в области гравитационной физики.

Помимо ковра, Стивена беспокоило то, что новая должность увеличит дистанцию между ним и его студентами, но его утешал тот факт, что физическая помощь, которую они ему оказывали, сотрет всяческие препятствия между ними, в том числе и робость перед его званием. Властитель многих умов, Стивен содрогался при мысли, что ему нужно будет приспосабливать себя к образу ученого вельможи, возвышающегося над студентами и коллегами. Он предпочитал оставаться вечным юношей с мальчишеской ухмылкой, высмеивающим любой авторитет, в том числе тот, неотъемлемой частью которого он стал.