Умберто Эко - Картонки Минервы (сборник)

Если мы прислушиваемся к тому, что они говорят (когда им это удается), то интеллектуалы полезны для общества – но только в долгосрочной перспективе. В краткосрочной же они могут быть только профессионалами слова и научных исследований – руководить учебным заведением, заниматься партийным или корпоративным пиаром, трубить в революционный горн, но не раскрывая при этом своей особой функции. Слова о том, что интеллектуалы работают на долгосрочную перспективу, подразумевают, что они выполняют свою функцию до или после, но никогда не во время событий. Экономист или географ могли предупредить о преобразовании наземного транспорта в момент появления паровой машины, могли бы проанализировать будущие преимущества и недостатки этого преобразования – или же провести сто лет спустя исследование, чтобы показать, как это изобретение революционизировало нашу жизнь. Но в тот самый момент, когда разорялись дилижансные конторы или первые локомотивы застревали на полпути, интеллектуалам нечего было сказать по этому поводу – во всяком случае, еще меньше, чем кучеру или машинисту, и требовать от них окрыляющих слов в такой ситуации – все равно что укорять Платона за то, что он не предложил лекарства от гастрита.

Когда горит дом, интеллектуал может лишь постараться вести себя как нормальный человек, наделенный здравым смыслом, как все; если же он вздумает возложить на себя особую миссию, то сильно ошибется, а тот, кто будет к нему взывать, – просто истеричка, позабывшая номер пожарной службы.

Проницательный социолог еще тридцать лет назад мог бы предсказать, что начало трудовой деятельности для молодых людей в связи с ростом благосостояния наступит позже, а это приведет к появлению специфической подростковой преступности (будь то наркотики или швыряние камней на дорогах), и мог бы придумать какие-нибудь меры, чтобы это предотвратить. Но в тот момент, когда ребята сбрасывают камни с путепровода на проезжающие внизу автомобили, единственное, что можно требовать от интеллектуала, – это не следовать их примеру. Если он напечатает гневный протест против камней на дорогах, то поведет себя не как интеллектуал, а просто воспользуется всеобщим недовольством, чтобы покрасоваться перед публикой – да еще и положить себе в карман гонорар. На этом этапе надо ждать спасения не от интеллектуала, а от полицейских патрулей и судебной системы.

Только в одном случае у интеллектуала есть своя роль прямо во время разворачивающихся событий: когда происходит что-то ужасное и никто не обращает на это внимания. Лишь тогда протест может послужить предупреждением. Конечно, свое возмущение может с равным успехом выразить кто угодно, хоть сантехник, но публичность фигуры может сделать протест более значимым (вспомним «J’accuse» [223]Золя). Но подобные акции имеют смысл, только если никто еще не заметил: что-то идет не так. Если же проблема известна всем, интеллектуалу куда лучше будет не загромождать попусту (говоря вещи, известные даже его привратнику) страницы газет и журналов: лучше использовать их для более неотложных новостей и дискуссий. Достаточно просто вести себя так, как подобает вести себя любому сознательному гражданину в подобных обстоятельствах.

На Туринском книжном салоне среди многочисленных интеллектуалов провели опрос, чтобы выяснить: какие книги они никогда не читали? Как и следовало ожидать, ответы сильно разнились, но, похоже, ложного стыда никто из опрошенных не испытывал. Выяснилось, что одни не читали Пруста, другие – Аристотеля, третьи даже Гюго и Толстого или Вирджинию Вулф, а один почтенный библеист признался, что никогда не читал полностью, от начала до конца, «Сумму теологии» Фомы Аквинского, – что более чем естественно, ведь сочинения такого рода внимательно читают от первой до последней страницы лишь те, кто готовит их научные издания. Некоторые не проявляли сожалений по поводу непрочитанного Джойса, другие заявляли, что никогда не читали Библию (не осознавая, что подобные лакуны их не выделяют, а, наоборот, нивелируют). Политический обозреватель Джорджо Бокка утверждал, что бросил после нескольких страниц и мой последний роман [224], и «Дон Кихота», и я, конечно, чрезмерно польщен таким незаслуженным соседством. С другой стороны, слишком много читать, как сам Дон Кихот, нельзя – приводит к разжижению мозга.

Я думаю, что этот опрос чрезвычайно любопытен для обычных читателей. И в самом деле, ведь они (если говорить о читателях, а не о тех, кто разучился читать) живут с постоянным чувством стыда из-за всех тех непрочитанных книг, которые, как уверяет общественное мнение, никак нельзя было пропустить. И когда прославленные ученые мужи признаются в своем глубоком невежестве, это не может не утешить.

Правда, я опасаюсь, что обычные читатели принимают эти заявления за проявления снобизма – то есть на самом-то деле они прочитали все эти книги, а сами говорят, будто не читали. Если это так – то читатели не просто не преодолеют комплекса неполноценности, но и сами станут взращивать свои комплексы. Ведь тем самым человек исключает себя из числа тех избранных, которые могут без смущения признаться в том, что не читали Д’Аннунцио, при этом не чувствуя себя пещерным человеком.

Так вот, я хочу ободрить нормального читателя: то, что опрошенные не читали эти (и многие другие) книги, – это сущая правда. Могу также добавить, что, если бы мне пришлось отвечать на такой вопрос, я бы сам ужаснулся, перечисляя бессмертные творения, никогда не возбудившие во мне никакого желания вступить с ними в какие-либо отношения.

Возьмем наиболее полную литературную энциклопедию – «Словарь произведений», выпущенный «Бомпиани». Тома, содержащие разделы «Авторы» и «Персонажи», насчитывают 5450 страниц. Прикинув на глаз три произведения на страницу, получим 16350 произведений. Представляют ли они все когда-либо написанные книги? Ни в малейшей степени. Достаточно пролистать каталог древних книг или просто картотеку любой крупной библиотеки, чтобы увидеть себя безоружным перед книгами с такими названиями и посвященными таким материям, о которых словарь «Бомпиани» даже не упоминает, – будь в нем хоть пять, хоть пятьдесят тысяч страниц. Это и неудивительно: энциклопедии такого рода фиксируют только произведения, которые образуют Канон, – то, что осталось в культурной памяти и считается необходимым для образованного человека. Все остальное оказывается (заслуженно или незаслуженно) заповедным угодьем для ученых специалистов, эрудитов и библиофилов.

Сколько времени нужно, чтобы прочитать книгу? С точки зрения обычного человека, который посвящает чтению несколько часов в день, я бы отвел на один том средней толщины по меньшей мере четыре дня. Конечно, есть Пруст или Фома Аквинский, для которых потребуются месяцы, но есть и такие шедевры, которым хватит и дня. Так что будем считать в среднем четыре дня. Так вот, четыре дня на каждое из произведений, приведенных в словаре «Бомпиани», дадут в итоге 65 400 дней; разделите на 365, и окажется, что это почти 180 лет. Ничего не попишешь: никто не прочел и не в состоянии прочесть все книги, которые того заслуживают.