Трейси Киддер - За горами – горы. История врача, который лечит весь мир

Не думаю, что у меня просто разыгралось воображение, – прощальные речи и впрямь звучали с искренней теплотой.

– Дорогие друзья, – провозгласил один из генералов. – Я на полном серьезе называю вас своими друзьями.

Опять выпили до дна.

Встал другой генерал:

– Мы собрались вместе за этим замечательным столом. Чувства у всех людей в мире одинаковые. Мы просто хотим сделать что-то полезное для нашей планеты. – Он поднял рюмку: – За благополучное завершение нашего дела согласно программе DOTS. – Он указал на стоявшую перед ним бутылку водки: – Лечение под непосредственным контролем.

За окном снежные хлопья сверкали в воздухе. Генералы разъезжались с милицейским эскортом, на небольших седанах с крутящимися синими мигалками на крыше. Джим наблюдал за их отбытием, его улыбка сияла, точно снежинки во тьме.

– Ночь поющих гулагмейстеров. Такое в жизни нечасто увидишь.

На следующее утро Джим уехал, но приехал Пол. Он провел в Томске всего один день, который посвятил обследованию больных МЛУ-ТБ и нескольким пресс-конференциям на пару с Калининым. Вечером снова состоялся банкет, на сей раз потише и в более узком кругу, но в том же странном маленьком отеле. В какой-то момент замминистра Калинин поднял рюмку и произнес:

– За Алекса Гольдфарба. Он работал не покладая рук и был искренен.

Фармер тоже поднял рюмку:

– За Александра Давыдовича. Чтобы беды обошли его стороной.

Посреди ужина в зал забрел взлохмаченный тип: физиономия красная, глаза-щелочки – точь-в-точь пьяница, сошедший с полотна Гойи. Переводчик наклонился к Фармеру и объяснил, что это местный олигарх, совладелец жилищно-торгового комплекса, а также сибирских газовых и нефтяных месторождений. Олигарх тем временем зигзагами добрался до торца стола, расправил плечи и объявил:

– Дорогие гости, хочу сказать несколько слов. Энергия – это двигатель жизни. В Томской области есть нефть, уголь. – Он поджал губы. Затем поправился: – Угля в Томске вообще нет, и нам приходится использовать все больше газа. Скоро мы будем в состоянии полностью обеспечивать энергией несколько областей.

– Браво! – крикнул один из генералов.

– За энергетическую программу! – подхватил Фармер.

– Мораль сей басни такова, что энергия – ключ ко всем тайнам жизни, – продолжал нетрезвый пришелец. – Спасибо, что приехали в Сибирь.

– Я люблю Сибирь! – воскликнул Фармер со своего места на противоположном конце стола.

Олигарх, пошатываясь, отошел. Сначала нам показалось, что он решил удалиться, но он всего лишь сходил себе за стулом. Подтащил его к столу и тяжело плюхнулся.

– Прошу прощения, что вторгаюсь в вашу жизнь. – Он откашлялся. – Я уже немало помогал. Я много вкладываю в культуру и медицину города.

Вокруг него возобновились разговоры. Олигарх, похоже, вел беседу сам с собой.

– Что он говорит? – спросил я переводчика.

– Сейчас рассуждает, почему в России жизнь такая трудная.

В конце концов олигарх куда-то убрел, и вскоре начались финальные тосты и прощания. Все постепенно переместились в вестибюль. Фармер, в русской меховой шапке, прощался с Калининым:

– Я очень расстроился, что не смог присутствовать вчера, но теперь вижу, что все в порядке. Мы ждем от вас приказа выступать.

Когда он по-военному отдавал честь заместителю министра, из боковой двери вновь появился нефтегазовый олигарх, облаченный в одно лишь полотенце, обернутое вокруг бедер. Направляясь в бильярдную, он протопал мимо замминистра, который улыбнулся, пожал плечами и вернулся к прощальным любезностям. Через несколько секунд в вестибюль выбежала директор отеля, пышная дама в деловом костюме и туфлях на высоких каблуках. С крайне встревоженным лицом она устремилась вслед за олигархом. Я не мог толком разобрать, что происходит. Фармер тоже ничего не понимал, но с восторженной улыбкой обернулся, чтобы полюбоваться погоней.

На следующий день мы вылетали в Париж. Когда мы устраивались в холодном салоне Ту-154 (“Неужели до этого дошло? Неужто мы дожили до этого возраста?” – вопрошал Фармер, пока мы укутывали колени самолетными пледами), я задал ему технический вопрос насчет борьбы с туберкулезом, приведя слышанное кое от кого мнение.

– Это верно?

– Любой рассказ пристрастен. – Он улыбнулся мне. – Кроме моих. – И продолжил: – Должен вам сказать, русские мне по душе.

– Не первый раз от вас это слышу, – заметил я.

– Пвизовцы ворчат, что я про всех так говорю. Но это полезно при моей работе – хорошо относиться к людям.

Он принялся перечислять, кому не следует становиться врачами: злыдням, садистам… Затем перешел к “соскоку” с нашего краткого визита в Томск. Суть его речи сводилась к лаконичной лекции о лекарствах. Недорогие препараты второго ряда вот-вот должны были отправиться в Россию, но пока что задерживались из-за разных неувязок. Другие организации, теперь тоже заинтересовавшиеся лечением МЛУ-ТБ в России, все еще ждали дешевых лекарств. Но Фармер и Ким попросили у Тома Уайта 150 тысяч долларов и закупили лекарства – по высоким ценам – в достаточном количестве, чтобы безотлагательно начать лечение нескольких дюжин больных МЛУ-ТБ в Томске. Зачем так делать? Зачем сейчас тратить 150 тысяч на лечение тридцати семи человек, если можно немного подождать и потом на эти же деньги вылечить сотню? Видите ли, ответил Фармер, позволить себе ждать снижения цен могут руководители проектов, но далеко не все пациенты.

– Чтобы остановить эпидемию, потребуются ресурсы, – сказал он. – И если на покупку ресурсов нужны деньги, пожалуйста. Мне все равно, какие средства использовать. Хоть ракушки каури.

Вскоре Фармер уснул. Он продремал почти всю дорогу до Уральских гор, а я тем временем пытался переварить его высказывания о деньгах. У меня возникло подозрение, что ПВИЗ, вероятно, обречены на вечные финансовые трудности, ибо Фармер и Ким органически неспособны придерживать деньги – ждать снижения цен на лекарства, пока МЛУ-ТБ убивает российских заключенных, или копить на целевой фонд для “Занми Ласанте”, пока крестьяне Гаити умирают от СПИДа. Их подход к делам, особенно к финансам, выглядел со стороны абсолютно непрактичным, и все же он, похоже, работал.

Фармер путешествовал еще больше обычного: по знакомым местам, таким как Перу и Сибирь (однажды он проделал весь путь из Гаити в Томск ради двухчасовой встречи, которой остался очень доволен); в Париж, где он согласился читать престижный курс лекций, чтобы почаще бывать с Диди и Катрин; в Нью-Йорк, где он выступал в суде в защиту больного СПИДом гаитянина, которому грозила депортация. Он посещал десятки университетов и колледжей в Америке и Канаде, проповедуя свою священную ПДБ (преференцию для бедных), участвовал в международной конференции по СПИДу в ЮАР, где вступил в пререкания с сотрудником Всемирного банка. (Африканцы должны научиться сдерживать свои сексуальные аппетиты, заметил банкир, и Фармер ответил: “А я хочу поговорить о других банкирах, не из Всемирного банка, а вообще. Сдается мне, маловато у них в жизни секса. Иначе зачем им так усердно на…вать бедных?”) Ездил он и в Гватемалу наблюдать за эксгумацией. (“Партнеры во имя здоровья” нашли спонсора для проекта ETESC по психологической поддержке местных жителей. Проект заключался в эксгумации из братских могил и подобающем захоронении индейцев майя, уничтоженных гватемальской армией.) Однажды, вскоре после того как он упал в Канжи, сломав одновременно руку и копчик, Фармер практически облетел планету, направляясь в Азию по туберкулезным делам.