Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

И все же, когда я сейчас оглядываюсь назад, примечательно не то, как много шума они наделали, а то, как мало, особенно если вспомнить, чего мы теперь ожидаем от некоторых мусульман. Я имею в виду не только убийства Пима Фортёйна [161]и Тео ван Гога [162], но и отказ известного исламского ученого написать статью для The Spectator . «Вы не понимаете, – пояснил он дрожащим голосом. – Эти люди убьют меня, если я выскажу то, что действительно думаю. Они точно убьют меня».

Современный ислам стал политическим бедствием, так как некоторые мусульмане принимают на свой счет не только оскорбление ислама, но и оскорбление кого-либо из собратьев по вере. Именно такое глубокое чувство личного поругания – едва ли понятное нашим душам эпохи постпросвещения – и помогает чокнутым имамам отравлять сознание отчужденных молодых людей и превращать их в террористов-смертников. Вот почему сегодня мы так отчаянно вводим в действие новый закон, чтобы сдерживать высказывания немусульман об исламе и то, что мусульмане могут сказать об их собственной религии.

Большая часть предложений Чарльза Кларка абсолютно верна. Нам, конечно, следует принять решительные меры против сеющих ненависть мулл. Лишить их привилегий. Выкинуть их. И если их появление не благоприятствует общественному благу, запретить их въезд. Надо намного лучше использовать существующие законы против любых подстрекательств к убийству и террору. Но новые ограничения свободы слова меня убеждают меньше.

Предлагаемый запрет на разжигание «религиозной ненависти» не имеет смысла, если только он не подразумевает запрет самого Корана, что было бы совершенно абсурдно, если учесть, что цель законопроекта – борьба с исламофобией. Что касается мер, о которых Кларк объявил вчера и которые направлены на то, чтобы помешать людям «превозносить или оправдывать» акты вандализма, то они нас, кажется, заведут в семантические дебри. Что означает «оправдывать» террористический акт?

Вчера The Daily Mail осудила злонамеренных мулл, которые «обвиняют нас» за бомбардировки в том смысле, что мы приняли участие в интервенции в Ирак. Но, хм, та же самая The Daily Mail две недели назад напечатала статью сэра Макса Гастингса, в которой говорится, что главной провокацией бомбардировок была роль Британии в войне в Ираке. Мы что, предлагаем засадить в тюрьму сэра Макса, Джорджа Гэлловея и миллионы британцев, которые говорят о том же, что и зловредные муллы?

Такие запреты, скорее всего, вызовут смятение и разочарование, так как их невозможно будет осуществить. И в любом случае это выглядит как замалчивание реальной проблемы, которая называется страх ислама; не исламофобия, а страх обидеть кого-либо, обсуждая понятия добра и зла в этой религии. Это должно стать частью общей долгосрочной программы привлечения на свою сторону недовольных британских мусульман, чтобы они больше не считали, что их определяет исключительно ислам и любое оскорбление ислама – вызов самому их существованию.

Вот почему нам необходима ребританификация, о которой я писал на той неделе. А британская часть души признает, что это свободная страна, в которой люди свободно обмениваются мнениями о религии. Воинственный ислам прячется от обсуждения под щитом страха, политкорректности и расистского допущения, что меньшинству следует предоставлять привилегии, даже если это меньшинство оказывается средневековым. Самое время прибегнуть в дискуссии не просто к благоразумию, но к самому лучшему союзнику благоразумия – юмору. Вместо запрета обсуждения 72 девственниц в раю, предполагаемого вознаграждения террориста-смертника, может, гораздо полезнее было бы посмеяться над этим нелепым утверждением?

Когда в шоу «Маленькая Британия» появится скетч с Мэттом Лукасом в роли одной из девственниц? Ислам только тогда действительно адаптируется к нашему образу жизни, когда зрители в Брэдфорде будут валяться со смеху на представлении «Жизнь Мухаммеда» комиков «Монти Пайтон» и когда случайно статья об исламе заденет чьи-то чувства, газета получит не угрозы смертью, а раздраженные, но в основном доброжелательные письма от христиан.

Нам предстоит долгий путь, но в первую очередь надо прекратить рассматривать эту тему как устрашающую и не подлежащую высмеиванию. Некоторые вещи могут быть священными, но они не будут менее священными, если станут предметом добродушных шуток. И если это легкомыслие, то легкомыслие с очень глубоким серьезным смыслом.

Naturam expellas furca, tamen usque recurret: «Гони природу в дверь, она войдет в окно; врожденный характер неискореним».

Совсем недавно меня привезли для выступления в один университет, и мои кураторы предупредили меня: назревает что-то нехорошее. «У парадной двери собираются устроить беспорядки», – сказали они. И они не могут гарантировать мою безопасность. Некоторые ученые не согласны с моими взглядами на финансирование высшего образования и вооружились яйцами.

«Противные типы, – сказал один их моих опекунов. – Мы имеем в виду всех этих бузотеров в Сиэтле. Лучше зайти с черного входа». Так что мы быстренько прошли через кухню, пожарный выход в зал, где под почти непрерывный обезьяний визг и улюлюканье я попытался произнести речь. Это оказалось невозможно. И после того, как кто-то любезно вылил на меня пинту пива и тем самым освежил меня, я сделал то, что делают все политики в таких случаях.

Я направился прямиком к оппозиционерам, которые раскачивались и скандировали: «Борис, убирайся!» – с самой лучезарной улыбкой из репертуара Сесила Паркинсона. «Привет!» – сказал я и протянул руку ближайшему левому агитатору. К моему удивлению, он ее тепло пожал. Я повнимательнее присмотрелся к моим идейным противникам и под лозунгами и агитпропом увидел всего лишь группу очаровательных ребят, в основном выходцев из среднего класса, у которых были достаточно разумные соображения относительно долга.

Они не были наглыми. Они не заплетали волосы в тусклые жгуты и не протыкали лекарственными флаконами нижнюю губу. Они не взывали к Грамши и не выкрикивали неоанархистские и синдикалистские лозунги. Это были милые, приличные, трудолюбивые буржуа, и через 25 лет, уверен, они станут королевскими адвокатами, главами новостных отделов на Би-би-си, а кто-то и следующим главой тори. «Что, – подумал я про себя, – случилось со старыми левыми? Где троцкисты? Где металлисты?»

В мои дни все было по-другому, вспоминал я. Именно это и поняли, что, вероятно, неудивительно, все бывшие криптокоммунисты, которые теперь возглавляют Би-би-си. Прошлым вечером Би-би-си-4 начала показ нового сериала под названием «Левые». Это элегия, плач по исчезающему виду. Их тезис – щеголяющие в беретах старые левые исчезают с этих островов. Их вытеснили с нажитых мест в профсоюзах и политехнических институтах, и они нашли себе прибежища в самых неожиданных местах: в случайных профессорских, в парламенте, на форумах некоторых либеральных газет. Они, как те бедные рыбаки на Андаманских островах, пришибленные XXI веком, цепляются за свой старый язык и обычаи, но история их по большому счету перехитрила и уничижила.