Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

А может быть, его внезапно охватил приступ неуверенности к себе? Не знаю, может, освободитель Порта Стэнли [184]просто смалодушничал, когда поразмыслил, что ему придется целый час выслушивать колкости Йэна Хислопа. Не знаю, тряслись ли у него коленки. Только великий военный репортер может сказать нам, не опасается ли он втайне, что станет вторым после Пола Мертона. Но разве он не должен доказать нам, что наши подозрения необоснованны, взять телефонную трубку и согласиться на участие в телешоу?

Первое и главное соображение в пользу участия состоит в том, что не сделать этого – подлая трусость. Можно и дальше развивать эту мысль, вплоть до политических причин.

Говорят, что палата общин стала не той, что была. Говорят, что члены парламента терпят неудачу в Дарвиновой борьбе за власть. Их конституционно выдавливают пресса, Брюссель и изобретательные судьи. Ну так тем более, разве это не причина оторвать свои задницы от зеленых скамеек и ввязаться в драку во вражеском лагере? Почему на больших разговорных телешоу не должно быть трибун, полных людей, это же не передачи после полуночи, которые ведет Эндрю Нил?

Если я правильно понял девушку-продюсера, последним членом парламента от тори, который побывал на шоу, был мой коллега, евроскептик Тедди Тейлор, пять лет назад. Это не из-за недостатка приглашений.

И последнее, но ни в коем случае не менее важное соображение. Вам дают £1000. На эти деньги можно свозить двоих детей покататься на лыжах. На мой взгляд, эта хорошая цена за унижение на ТВ. А если и это вас не убедило, если вы продолжаете считать, что это недостойно, тогда я сдаюсь. Но у меня только один вопрос. Что вы делаете в пятницу в девять вечера и в десять вечера по выходным, в первую очередь смотрите это шоу? Вот уж действительно позор для шоу Have I Got News For You – его смотрит столько людей.

Я был удивлен тем, сколько интеллигентных и образованных людей не находят ничего другого, как смотреть эту программу. Они могли бы пойти со своими любимыми куда-нибудь поужинать, или в театр, или слетать самолетом Easyjet в Ниццу, или предпринять другие меры для активного роста британской экономики и остановить наше сползание в рецессию. Они могли бы почитать изданную Harper-Collins книжку – веселый отчет о последней избирательной кампании, стоимостью всего £14,99. Они могли бы брать уроки игры на пианино. Они могли бы писать пьесы. Но вместо этого они сидят, как пленные в Платоновой пещере, наблюдают за мигающими перед ними изображениями и ошибочно принимают их за реальность. И это шок: нельзя сказать, что они настолько глупы, чтобы появиться на ТВ, но эти люди настолько праздны, что они смотрят его.

И это, конечно, лучший способ защитить себя от позора, если вы продолжаете делать это. Не смотрите его. Я не смотрю… пока.

«Отлично, – сказал я. – Класс». Время от времени асы стиля и виртуозные продавцы автомобильной рубрики журнала GQ подкидывают действительно сногсшибательную идею, остается только включить внимание.

«Великолепно, – сказал автомобильный авторитет Тим Льюис. – Мы возьмем новый Mini Cooper S, не автомобиль, а фантастика, настоящий монстр, и нанесем картинку на крышу».

«Потрясающе, Тим, – воскликнул я, потому что своим боссам важно потакать, – и чье изображение вы предлагаете? Саддама Хусейна?»

«Почти угадали, – сказал Льюис, – но без сигары. Вы собираетесь участвовать в съезде Консервативной партии? Тогда вы будете самым популярным членом парламента там. Почтенные матроны станут крутиться возле вас. Прыщавые юнцы тори с бейджами «Сохраним фунт» оближут колпаки ваших колес, Борис. Потому что мы украсим ваше авто роскошным ротогравюрным фотоизображением… Маргарет Тэтчер!»

«Тим, – сказал я робко и закрыл глаза, чтобы успокоить нервы, – это чертовски удачная идея». И в течение следующих нескольких дней в ожидании прибытия машины я пытался убедить себя, что мне ничего не стоит вести себя невозмутимо.

«Да, ну и что?» – ответил бы я, если бы меня спросили, какого черта я разъезжаю с изображением Мэгги на крыше. Почему британский автомобиль не может воздать должное женщине, которая оживила нашу автомобильную промышленность тем, что мудро решила продать ее японцам и немцам? Может, Тим и прав. Может, самое время нам, тори, постоять за Мэгги и ее заветы и не дать возможности Блэру претендовать на все то, что было самым лучшим в ее наследии.

Я уже почти убедил себя, что это сработает, когда Она прибыла. «Фантастика!» – пробормотал я, заикаясь, когда Тим снял покрывало с мини-Тэтчер.

Она была в своем образе Gloriana Imperatrix , темно-синее платье, руки в брюликах по-королевски сложены на коленях. Волосы – не привычного цвета ананасовых ломтиков, а бронзового оттенка ближе к мармеладу или пшеничным отрубям – уложены в безукоризненную прическу.

Выглядела она великолепно. С точки зрения автомобильной иконографии ее образом было сказано все. Но следовало ли так рисковать? Если принять участие в телепередаче Question Time [185]и сказать, что Мэгги Тэтчер сделала много хорошего для страны, публика взвоет и начнет изрыгать проклятия, чесаться и гукать, как покрытые вшами гиббоны. «О, Мэгги, детка, – подумал я, как только Тим ушел, – что мне теперь делать? Они же начнут соскребать тебя кольцами для ключей. Будут грозить кулаками».

По всей Британии лекторы с кислым видом за деньги налогоплательщиков поучают молодежь, что Тэтчер – это подлая мегера, которая поощряла эгоизм и жадность, разрушила всю нашу обрабатывающую промышленность и отрицала само существование общества. Все это, конечно, ложь, но что современная молодежь сейчас может знать? Я запаниковал и решился на то, чего никогда прежде не делал. Я не послушался Тима.

Я загнал Мэггимобиль на подземную стоянку на Рассел-сквер в Лондоне и поехал в Борнмут на поезде. Но той ночью случилось все же нечто странное. Когда я лежал в гостиничном номере, в темноте мне послышался голос, контральто с придыханием. «Сумасшедшие старики, – произнес Мэггимобиль из гаражной темноты. – Они все предали меня. Хезелтайн, Хёрд, Паттен – и теперь вы, Борис. Почему вы не ездите на мне? Боитесь? Вы гомик?» Это продолжалось часами, и через два дня я не выдержал.

Я вернулся в Лондон и помчался в гараж. Она была в порядке. Никто ее не трогал и не царапал. Я ласково погладил ее сверкающие бока, такие же голубые, как платформа партийной конференции тори. То ли у меня разыгралось воображение, то ли она действительно улыбалась сегодня вечером особенно по-королевски. Я включил двигатель. Она с одобрением откашлялась тем барственным и громким голосом, который так смущал и пугал Хауи, Гилмора, Пима и «мокрых» [186]. Вскоре мы уже ехали в Борнмут с решительностью и уверенностью британских спецподразделений, направляющихся на Фолклендские острова.