Майк Тайсон - Беспощадная истина

24 декабря 2008 года у Кики родилась дочь Милан. Она только что вышла из тюрьмы и была направлена в больницу в Филадельфии, где роды были вызваны искусственно, поскольку она уже пару недель перехаживала. Кики позвонила, чтобы сообщить мне эту новость, и я был ошеломлен. Это был день рождения моей мамы. Я снял для Кики небольшую квартиру возле своего дома в Лас-Вегасе и устроил там все для нее и ребенка. Она уже собиралась выписываться, когда вмешалась судьба. У меня оказался грязный анализ мочи на наркотики, и власти Финикса подумывали о том, чтобы отправить меня обратно в тюрьму. Мой адвокат, однако, убедил их, что для меня будет лучше реабилитационный центр, поэтому в январе я оказался в Малибу в шикарном центре реабилитации под названием «Промисиз».

Это была удивительная клиника. Она располагалась в большом особняке. Это было все равно, что проходить реабилитацию на дому. Мы ходили на собрания, встречались со своими психотерапевтами. Надо мной трудились со всех сторон, чтобы я мог получить хороший отчет и закрыть свое дело по наркотикам. Четыре недели все шло хорошо. Затем мое время истекло. Я не хотел уезжать, но моя комната уже была забронирована для кого-то другого. Я чувствовал, что еще не полностью выздоровел. Я позвонил своему приятелю Джеффу Грину и попросил его, чтобы он приехал за мной.

Джефф забрал меня и отвез к своему приятелю, владельцу одной из компаний по производству энергетических напитков. Джефф не знал, что в это время в доме этого парня была организована широкомасштабная вечеринка, в комплекте с кучей красивых молодых девушек.

– Сиди здесь, Майк, и не двигайся, – велел мне Джефф.

Но, конечно, вечеринка нас не миновала, и вскоре я оказался в окружении красивых женщин в купальниках.

Джефф собирался на следующий день отвезти меня в другой реабилитационный центр, поэтому я должен был переночевать у него. Джефф выдвинул мне жесткие условия. Я не мог никуда перемещаться, я не мог флиртовать с девушками, я был его пленником. В конце концов, мы поехали домой, а на следующее утро Джефф отвез меня в филиал реабилитационного центра «Промисиз» в Западном Лос-Анджелесе.

– Послушай, Джефф, я без гроша. Тебе придется заплатить за это дерьмо, парень. И я хочу выздороветь. Понятно? – сказал я.

Мы приготовились к собеседованию с леди из администрации, которая зарегистрировала меня. Я заметил, что она носит звезду Давида. Когда она вышла, чтобы принести бланки для заполнения, я набросился на Джеффа:

– Послушай, Джефф, она из твоего окружения. Все идет нормально, мы прилично заработаем на этом. Они знают, как надо оформлять документы. Поговори с ней, Джефф.

Она вернулась и подсела к нам. Она, однако, оказалась несговорчива и занимала жесткую позицию. Она не позволяла нам отклоняться от своего плана. Каждый раз, когда она упоминала новый аспект лечения, это означало дополнительные деньги. Три штуки за это, четыре за то, двадцать пять штук еще за это. Вы будете принимать еще вот эту таблетку, это еще пять штук.

Когда Джефф услышал, сколько денег ему предстоит выложить, он, по его собственному выражению, обделался от удивления.

– Твою мать, Майк! Бог мой, приятель, давай-ка поскорее трезвей! – сказал он мне.

21 января меня на один день отпустили из реабилитационного центра, чтобы я смог присутствовать на кинофестивале «Сандэнс» на премьере в США моего документального фильма. Со мной в качестве трезвого компаньона пришел Шон. Я должен был первый раз увидеть Милан. Мы встретились с Кики в аэропорту. Она спустилась по трапу вместе с нашей маленькой дочкой, и у нее был болезненный вид, как у бездомной. Я посмотрел на Милан, сказал: «Привет!», попытался понять, похожа ли она на меня. Кики плакала в аэропорту, я же по-прежнему был весь задолбанный от наркоты, поэтому у меня не было никакого сопереживания. Даже смотреть на Милан для меня было как-то странно. Это было похоже на что-то вроде: «Вот и еще один внебрачный ребенок. Я смог сделать еще одного» . Это было совсем не то, что мы оба ожидали. Я даже не помню, чтобы я поцеловал Кики, когда я увидел ее. Это было просто нелепо.

Мы сходили на премьеру фильма, потом вернулись в отель. Я не мог заниматься сексом с Кики, потому что у нее были швы после родов, а также потому, что там был Шон, который в любом случае воспретил бы мне секс с ней. Я любил Милан, но ее постоянный плач просто раздражал меня. В то время я очень резко реагировал на шум. Поэтому у нас не было веских причин для оргазма, это точно.

На следующее утро я вернулся в реабилитационный центр в Лос-Анджелесе, а Кики с Милан отправились в квартиру, которую я снял для них в «таунхаусе» в Лас-Вегасе. Кики была там в полном одиночестве, потому что ее мама в связи со своим сфабрикованным приговором все еще проживала в Филадельфии в общежитии для лиц, освобожденных из мест заключения. Я звонил Кики из «Промисиз», она была в депрессии, и я тоже. Она в то время не очень-то переживала за меня, она видела во мне великовозрастного, избалованного, плохо воспитанного ребенка, который стонет по разным поводам, пребывая в загородном клубе для наркоманов. Однако филиал реабилитационного центра «Промисиз», в котором я оказался, совершенно не походил на аналогичное заведение в Малибу. Он располагался в городе, на углу какой-то улицы, куда кто угодно мог забраться и похитить тебя или сделать что-нибудь еще.

Кики в то время очень волновалась по поводу денег, потому что я не мог дать ей что-либо для малыша. Она могла с трудом позволить себе подгузники. Она даже пригрозила пойти вместе с нашим ребенком в органы соцобеспечения и оформить документы на пособие. Но я, действительно, был на мели. На моем банковском счету было что-то около 7000 долларов, а ежемесячно по алиментам я должен был платить более 8000 долларов. Джефф платил за мое лечение в реабилитационном центре. Чтобы получить хоть сколько-то денег, я, насколько это было возможно, ангажировал свое появление на различных мероприятиях за 10 000 долларов. Поэтому угроза пойти в органы соцобеспечения меня не очень-то обеспокоила. Я ведь предупредил ее, что ей не придется жить со мной в роскоши. Так пусть идет и пристраивает свою задницу в очередь в органы соцобеспечения. Подозреваю, что она, действительно, уже стояла в этой очереди, когда к ней пришел Дэррил и дал 250 долларов из банкомата на продукты питания и подгузники.

В феврале я вышел из реабилитационного центра и вернулся в Лас-Вегас. Мой план состоял в том, что я буду жить в своем доме и навещать Кики с ребенком, которые жили в «таунхаусе» по соседству. Но я чувствовал себя таким измученным и разбитым после реабилитационного центра, что, придя в «таунхаус», я просто остался там с Кики на две недели. Я в буквальном смысле этого слова боялся выходить из дома, потому что я не доверял самому себе. Я опасался, что могу сорваться. К нам с Кики вернулось то, что мы утратили, когда она оказалась в тюрьме. Мы много смеялись, болтали, смотрели телевизор, играли с Милан. Спустя две недели к нам зашел Крокодил, и мы с ним начали навещать парикмахерскую Мака и пару часов после обеда проводить там. Но я не попадал ни в какие неприятности.