Майк Тайсон - Беспощадная истина

А затем меня поимели. Судья-хронометрист был японцем, рефери – мексиканцем, они говорили на разных языках и не могли согласовать счет. Когда рефери посчитал «пять», Даглас, на самом деле, был на канвасе уже восемь секунд. Для него это был длинный отсчет. А для меня разыгрался худший из вариантов – меня элементарно обманули. Это часть бокса, но в данном случае я оказался в невыгодном положении. Всемирная боксерская ассоциация должна была быть на нашей стороне. Я знал, что выиграл, но вести бой приходилось не только с парнями, которые дрались со мной, но, по существу, и с судьями. Дон всегда платил судьям. По крайней мере, так он говорил мне. Может быть, он забыл заплатить рефери в тот вечер.

Но я не хочу отнимать что-либо у Бастера. В тот вечер он проявил много мужества и смелости. Он получил страшный удар. Таким ударом вполне можно было бы чью-либо голову отправить куда-нибудь на орбиту. Я так вложился в этот удар, что не смог довести этот нокдаун до логического конца в следующем раунде. Даглас же в перерыве смог восстановиться. Когда начался десятый раунд, я попал ему прямым правым в челюсть, но затем он обрушил на мою голову град ударов, начиная с апперкота правой. У меня все чувства настолько притупились, что я даже не ощущал ударов, я мог их только слышать. Я потерял равновесие – и упал.

Когда я оказался на канвасе, у меня вылетела капа, и, пока судья считал, я пытался одновременно подняться на ноги и ухватить ее. Я действовал чисто инстинктивно. Я был в отключке. Досчитав до десяти, рефери обнял меня. Я вернулся в свой угол совершенно ошеломленный. Я жевал свою капу, даже не понимая, что я делаю.

– Что случилось? – спросил я у своего угла.

– Судья отсчитал тебе десять секунд. Ты проиграл, чемпион, – сказал Аарон.

Я понимал, что это было неминуемо. Со мной было кончено с самого начала боя. После окончания поединка я не стал давать интервью телекомпании HBO, у меня в голове все еще стоял звон. Должно быть, у меня, как минимум, было сотрясение мозга.

В течение нескольких минут Дон организовал встречу с представителями Всемирного боксерского совета и Всемирной боксерской ассоциации. Затем он созвал собственную пресс-конференцию.

– Первый нокаут отменяет второй, – громко возмущался он.

Хосе Сулейман, президент Всемирного боксерского совета, приостановил признание кого-либо чемпионом, потому что рефери не смог согласовать счет с судьей-хронометристом. Рефери признал, что совершил ошибку. Сулейман сразу же выступил за проведение матча-реванша. К тому времени я уже достаточно пришел в себя, чтобы присоединиться к пресс-конференции. Я был в солнцезащитных очках, чтобы скрыть свой заплывший глаз, и прикладывал к опухшему лицу спиртовой компресс.

– Парни, вы знаете меня много лет. Я никогда не жаловался, не ныл, не обманывал. Я нокаутировал его прежде, чем он отправил меня в нокаут. Я хочу быть чемпионом мира. Этого хотят все молодые мальчишки, – сказал я.

Я вернулся в свой номер в отеле. Там не было никакой горничной. Это было странное чувство – перестать быть чемпионом мира в тяжелом весе. Но, на мой взгляд, это была счастливая случайность. Я знал, что Бог не придирается к мелким существам. Молния ударяет только в самых крупных животных, только в тех, которые сильно огорчают Бога. Мелкие твари не расстраивают Его. Он должен держать в узде крупных зверей, чтобы те не могли слишком возгордиться на своем троне. Я лежал и думал о том, что я стал таким великим, что Бог позавидовал мне.

Это был длительный обратный перелет из Токио. С моим глазом по-прежнему был полный п… ц, поэтому я был в больших темных очках, которые мне дал Энтони Питтс. Мы с ним поговорили во время полета.

– Думаю, ты теперь уйдешь от меня, – сказал я. Та моя частичка, которая спилась, твердила мне: «Я обречен. Со мной покончено».

– Майк, я никогда не оставлю тебя, – ответил он. – Ты не можешь уволить меня, а я не могу бросить тебя, так что мы повязаны друг с другом. Когда отек спадет, с тобой будет все в порядке.

Приземлившись, мы направились прямо к Камилле. Странный я парень, я всегда возвращаюсь к истокам. Домой к своей маме.

На следующий день, поднявшись в семь утра и спустившись вниз, Энтони застал меня за приседаниями и отжиманиями.

– Ты хочешь уже начать тренировки? После этого гребаного боя? – удивился он.

– Дружище, я просто пытаюсь сосредоточиться, – ответил я.

С Камиллой я поговорил чуть позже. Она наблюдала за поединком с первого ряда, и у нее сложилось впечатление, что я был словно в оцепенении.

– Ты не провел ни одного сильного удара, – сказала она. – Ты выглядел так, будто хотел проиграть. Может быть, ты просто устал от всего.

Возможно, она была права. Кас говорил, что единственное плохое, что может быть в поражении, – это не извлечь из него урок, и я верил в это. Кас всегда твердил мне, что бой – это аналогия жизни. Неважно, если ты проигрываешь; важно, что ты делаешь после того, как проиграл. Остаешься ли ты лежать – или поднимаешься и делаешь новую попытку? Позже я мог говорить, что моим лучшим боем был бой с Дагласом, потому что он доказал, что я мог воспринять свое избиение как мужчина и оправиться от него.

Таким образом, я ошивался по Катскиллу, занимался голубями, читал о своих героях. Как Тони Зейл [147]отыгрался в поединках с Рокки Грациано, одолев его. Как Джо Луис вернулся, чтобы повергнуть ниц Макса Шмелинга. Как Али вернулся в бокс. Как возмущался Шугар Рэй Робинсон, увидев слово «бывший» в сочетании со своим именем. У меня вновь начался приступ самовлюбленности, и я начал думать о том, что я веду свою родословную от этих парней. Я знал, что возвращение мной чемпионских поясов было неизбежно. Я собирался уйти куда-нибудь в заброшенное место, в совершенстве изучить свое ремесло, а затем вернуться, став лучше всех, как во всех фильмах про великих каратистов кинокомпании «Шоу бразерс». Не правда ли, полная х… ня? Я был просто помойной крысой с манией величия.

Между тем в боксерском мире царил переполох. На следующий день после поединка все крупные газеты подвергли критике саму мысль о том, что Даглас не будет признан новым чемпионом. Как только Хосе Сулейман вернулся в Штаты, он тут же покаялся. Таким образом, у Дона стало меньше шансов выпросить немедленный реванш. Он рассчитывал, что Эвандер Холифилд, который был официальным претендентом, возьмет кругленькую сумму, сделает шаг в сторону и предоставит мне возможность принять участие в бое-реванше. Но люди Холифилда знали, что, если Эвандер побьет Бастера, Дон останется в роли стороннего наблюдателя за соперничеством за звание чемпиона мира в тяжелом весе.

Кроме того, были еще журналисты, которые не могли сдержать ликования при известии о моем поражении. Так, маленький отвратительный трус Майк Лупика из нью-йоркской «Дейли ньюс» увидел во мне некое подобие дьявола: