Майк Тайсон - Беспощадная истина

Торрес объяснил Гаррисону, что он поссорился со мной, поэтому Гаррисон должен принимать все сказанное с долей скептицизма. Самое гнусное предательство Торрес совершил, когда Гаррисон поинтересовался у него, способен ли я на изнасилование.

– О-о, да. Безусловно, – ответил тот, а затем вновь ударился в псевдо-фрейдистский бред о том, что я не могу контролировать свое либидо, потому что у меня слишком сильное подсознание.

– Он всегда берет то, что захочет. Он всегда так делает, – сказал Торрес.

Я не мог поверить тому, что я читал. Какое свинство! Гаррисон завершил свое интервью вопросом, чего следует ожидать, когда я начну давать свидетельские показания.

– Он попытается перехитрить вас и дать присяжным то, что они хотят. Помните, боксеры являются лжецами. И Тайсон лучший из них.

До начала судебного процесса Дезире ездила в Индианаполис для письменных показаний под присягой. Фуллер поручил это своему co-консультанту Кэтлин Бэггс. Гаррисон был шокирован манерой поведения Бэггс. Она отругала Дезире почем зря. По словам Гаррисона, Бэггс была «гневной, высокомерной, жестокой и низкой». Вместо того чтобы проявить доброжелательность и искусно выведать некоторые сведения, которые сторона защиты могла бы использовать, она довела Дезире до слез. Это был крупный просчет. Но не последний из тех, которые совершила моя команда за миллион долларов.

Судебный процесс начался 27 января 1992 года. Моим судьей была женщина по имени Патрисия Гиффорд. Она курировала большое жюри, поэтому автоматически была назначена вести это дело. Она была бывшим заместителем прокурора в окружном управлении и специализировалась на случаях изнасилования. Гиффорд помогла разработать законопроект об информационной защите жертв изнасилования, который ограждал их от представления каких-либо доказательств их половой жизни. Позже это сыграло большую роль в моем деле. Она была убежденной республиканкой и могла без труда проследить свою родословную, поскольку являлась членом организации «Дочери американской революции» [166]. Ее отец был армейским полковником. Именно мой тип девушки. Судья Гиффорд могла без труда заявить самоотвод от участия в моем деле. Уже после того, как меня осудили, Верховный cуд штата Индиана разработал новое Правило Тайсона. Была предусмотрена ротация, чтобы судья, который председательствовал в большом жюри, не получал этого же дела в производство.

Настало время выбирать присяжных из числа равных мне по социальному статусу. Единственная проблема заключалась в том, что тогда в штате Индиана существовали официальные списки учета избирателей для формирования списка присяжных заседателей. Поскольку большинство черных не голосовало, они не могли быть кандидатами в присяжные. После моего дела было разработано еще одно Правило Тайсона, которое изменило эту ситуацию. А тогда из 179 человек, названных в качестве кандидатов в присяжные, 160 были белыми. У Фуллера и его команды были проблемы даже с выбором жюри. У них не было опыта в этом, ведь в федеральном суде выборами жюри занимается судья, а Гаррисон был мастером в этом деле. Он мог с легкостью расспрашивать кандидатов в присяжные заседатели, пудрить им мозги, уточнять, не жили ли они рядом с большим универмагом «Уол-март» на автомагистрали между штатами. Что касается Фуллера, то он не умел общаться с присяжными со Среднего Запада, он не знал даже, как подступиться к ним.

Фуллер был настолько упрям, чтоб даже не стал нанимать эксперта по выборам присяжных. Как результат, в жюри попал бывший морской пехотинец по имени Тим. Позже один из присяжных признался, что Тим был «гораздо консервативнее нас, более прямолинейный, настоящая деревенщина». Этот парень станет старшиной присяжных и сыграет более существенную роль в том, что меня осудят, чем кто-либо другой.

Если некоторые считают, что в 90 процентах случаев исход дела определяется уже при вступительных речах, то в данном случае такого не наблюдалось. Вступительная речь Гаррисона длилась сорок пять минут. Можно было подумать, что он зачитывал книгу «Пятьдесят оттенков серого» [167]:

– Он улыбался ей. Его голос был низким, иным, чем прежде. Он раздвинул ее ноги и вонзил в нее свои пальцы. Она закричала от боли. Сейчас не действовал чудесный фактор медицинского, анатомического или физиологического проявления человеческой чувственности, когда женская особь человеческого рода смазывается при сексуальном возбуждении, и она пришла в ужас. И когда эти большие пальцы вошли в нее, это причинило ей сильную боль, и она закричала: «Не надо!»

– Она спрыгнула с кровати, быстро схватила свою одежду, вытирая слезы, натянула ее на себя, пытаясь наряду с одеждой обрести и чувство собственного достоинства, и спросила: «Лимузин все еще там, внизу?» Он ответил: «О-о, ты можешь остаться, если хочешь». Она сказала: «Зачем? Чтобы ты сделал это снова?»

По сравнению с Гаррисоном Фуллер был сухим критиканом. Он пытался представить Дезире как искушенную и многоопытную для ее лет девицу, в отличие от образа милой невинной девчушки, нарисованного обвинением, однако Гаррисон в ходе этой речи заявлял протесты. Фуллер отметил некоторые существенные противоречия в рассказах Дезире разным девушкам. Так, одним она сказала, что кричала, другим – что она этого не делала. Одной подруге она сказала, что я напал на нее в кровати, другой – что у нас был секс на полу. Это звучало так, словно она по ходу дела сочиняла свою историю. Но Фуллер совершил серьезную ошибку во время своей вступительной речи. Он пообещал, что жюри услышит меня. В подобных случаях так не делается. Некоторые считали, что версия государственного обвинения была настолько слабой, что мы могли бы вообще не вызывать никаких свидетелей, просто отдыхать – и получили бы оправдательный вердикт. Но он пообещал им меня, следовательно, я должен был свидетельствовать. Что еще хуже, на протяжении всей своей вступительной речи Фуллер ни разу не обратился ко мне. Ни прикосновения к плечу, ни взгляда в мою сторону – ничего, что показало бы отношения между адвокатом и его клиентом. Это проходят на первом курсе юридического колледжа.

«Присяжные не видели слаженной работы команды стороны защиты, они слышали лишь громогласного адвоката из другого штата, первое впечатление от которого было – настоящий «сухарь»». Это не мои слова, это высказывание Марка Шоу.

Гаррисон вначале вызвал соседку Дезире по номеру, затем саму Дезире. Закон об информационной защите жертв изнасилования позволил ей предстать застенчивой, наивной студенткой колледжа, преподающей по выходным в воскресной школе и поющей в церковном хоре. Она утверждала, что, когда я предложил ей выйти к лимузину, она отказывалась, пока я не пообещал, что мы совершим «осмотр достопримечательностей». Да, в два часа ночи в Индианаполисе можно много чего увидеть. Я был там недавно во время сольного шоу и убедился, что единственное, что можно увидеть в районе отеля «Кантербери», – это амбулаторных шизофреников, бездомных и, если повезет, то потрепанную шлюху.