Майк Тайсон - Беспощадная истина

Так что я, чтобы войти в форму, в основном бегал и занимался физической подготовкой. По утрам я бегал во дворе, затем давал нагрузку на сердце: прыгал со скакалкой, отжимался, приседал. Я получил письма от двух бывших боксеров, которые отсидели в тюрьме, – от Рубина «Урагана» Картера [196]и Джеймса Скотта [197], который провел большинство своих боев, находясь в тюрьме штата Нью-Джерси «Рауэй». Скотт писал мне, что я не превращусь в дерьмо, если я буду делать «сто отжиманий в обойме». У уличных банд было это словечко, такая обойма могла вмещать сто патронов – Скотт имел в виду «за один подход», конечно. Вначале я не мог делать столько, но, попрактиковавшись, я написал ему ответ: «У меня получилось сто в обойме».

По вечерам Уайно удерживал мне ноги, и я делал пятьсот подъемов корпуса за подход. Я делал их до тех пор, пока моя задница не начинала кровоточить. У нас в камере на стене было радио, можно было подключить наушники и слушать музыку, не мешая сокамернику. Я вставал в два часа ночи, надевал шорты и наушники и бегал по камере несколько часов. Когда Уайно просыпался, все стены были запотевшими и взмокшими от моих упражнений. Иногда я в течение дня отрабатывал в камере бег на месте, и все охранники и заключенные приходили посмотреть на меня через окошко.

Было хуже, когда я отрабатывал бой с тенью. Делать это приходилось в окружении заключенных, охранников, представителей администрации, и каждый из них был ох… ным тренером.

– Двигаться, ниггер! Ныряй, ныряй! – кричали они. У каждого были какие-то замечания.

– Я профи, черт бы вас всех побрал, – отвечал я. – А вы все только зрители.

Когда я приступил к занятиям, я весил 272 фунта, но через шесть месяцев похудел до 216 фунтов [198]. Я прошел путь от небольшой гориллы до некоего подобия рельефного Адониса.

Находясь в тюрьме, я начал изучать ислам. На самом деле, меня познакомили с принципами ислама еще до тюрьмы. Капитан Юсуф Шах, повар Дона, был мусульманином, учителем Малкольма Икса и правой рукой Элайджи Мухаммеда [199]. Капитан Джо, как мы его называли, был весьма уважаемым человеком. Он был моим шофером, но должен был быть моим телохранителем: не было ни одной проблемы, которую он бы не мог решить.

Дон уволил его, потому что тот агрессивно вел себя в отношении его, Дона, свиной отбивной. Дон постоянно унижал Капитана Джо, наказывая ему приготовить блюда из свинины. Капитан Джо использовал для этого железные рукавицы. Однажды я видел, как Капитан Джо плакал, отбивая свиную отбивную.

Я был в Лос-Анджелесе, когда узнал, что Дон уволил Капитана Джо. Однако, когда я вернулся в Нью-Йорк, Капитан Джо был там, он забирал меня из аэропорта.

– Я слышал, что тебя уволили, – сказал я.

– Нет-нет, брат, нет, мой чемпион, ничего не случилось, – ответил Капитан. – Это было недоразумение. Я расстроил мистера Кинга. Это была моя вина, я не должен был этого делать, потому что это его еда. Я просто глупый человек. Аллах благословил меня высокой честью снова работать с мистером Кингом.

– Капитан Джо, если ты не расскажешь мне, что случилось, я уволю тебя, – пригрозил я. – Я слышал, что к Дону приходили. Что случилось? Сколько приходило людей?

– Семьдесят пять, все с оружием, – сказал Капитан Джо смиренно, но с такой мрачной силой, что стало ясно, что он еще пользуется властью.

Похоже, когда он вернулся в Гарлем и сказал своим братьям в «Нации ислама», что Дон уволил его, семьдесят пять вооруженных мужчин пришли к Дону в офис, избили несколько человек и заставили Дона вновь нанять Капитана Джо. Я слышал такую историю.

– Вы не можете уволить Капитана Джо, это Капитан Джо может уволить всех вас, – сказали они сотрудникам Дона.

Так что он вернулся, и Дон назначил его моим шофером. Он по-прежнему был еще способен на многое. На вид это был человек в летах, вполне безобидный, но он мог одним звонком решить все, что тебе было нужно. Я гордился тем, что он работал со мной. Капитан Джо был для меня замечательным наставником – доброжелательным, отзывчивым, великодушным, благородным. Мы с ним постоянно разговаривали о духовности. Он считал, что следует приветствовать любое духовное начало. Он был счастлив, когда меня крестили, он искренне радовался, что я серьезно отнесся к этому. Мне никогда не хватало духа признаться ему, что после церемонии я привел хористку в свой гостиничный номер.

Так что, оказавшись в тюрьме, я уже был готов воспринять ислам. Среди нас был осужденный из Детройта, которого мы звали Чак, он вырос как мусульманин. Я встретился с ним в мечети. Не поймите меня неправильно, в мечеть ходят не только для молитвы. Там, по существу, ведут все дела. Это место для встречи с другими заключенными из различных камер. Я учил там молитвы, но одновременно получал информацию. Я молился богу и одновременно мог добыть себе пушку калибра 0.45. Дело обстояло именно так. Я люблю Аллаха, но не могу забыть и про то, что я – Майк, и мне начертан свыше этот путь по жизни – интригана, дельца и жулика.

Чак начал учить меня молитвам. Он был ужасным учителем: вел себя очень напористо, грубо и не совсем дружелюбно. Зато он говорил по-арабски. Мы повторяли молитву, и затем он принимался кричать:

– Ты еще не выучил?

– Ты только что произнес ее, как я мог это сделать? О чем ты говоришь? – отвечал я.

Он произносил молитвы, словно наркоман, подсевший на амфетамин, с такой же скоростью. Не исключено, что он баловался риталином [200].

Он слегка сбавил обороты и стал повторять молитву, но в это время объявили: «Прием пищи!», – настало обеденное время, и он прервался.

Я выучил «открывающую молитву» [201]и после этого начал ходить на занятия вместе с Уайно. Его исламское имя было Фарид. Сначала я вел себя грубо и оскорбительно. Брат Сиддик усаживал меня и начинал говорить об исламе, но я раздражался и не хотел слышать об этом. Но однажды, когда мы немного узнали друг друга, Сиддик спросил, не хочу ли я присоединиться к остальным молящимся, и я остыл. У меня вошло в привычку молиться, затем я вместе с Фаридом начал читать Коран. У меня не было каких-то моментов богооткровения. Это просто вот так происходило, и теперь я тот, кто я есть.

В то время я не понимал духовной стороны ислама, это пришло ко мне гораздо позже. На самом деле, тогда я еще не был готов к истинному восприятию религии. В то время ислам являлся для меня возможностью проводить свое время, и это немало помогло мне. Мне требовалось во что-то верить. Я зачастую совершал верные поступки из незавидных побуждений. Но это, вполне определенно, было частью моего взросления и познания любви и прощения. Это была моя первая встреча с настоящей любовью и прощением.

Год назад появились планы выпустить меня. Поговаривали, что мне будет предоставлена возможность досрочного освобождения. Множество представителей прессы, например Грета Ван Сустерен [202], задавались вопросом об обоснованности моего приговора. Мои юристы вели переговоры и с судьями, и с семьей Вашингтонов. Судя по всему, они достигли соглашения. Согласно этой договоренности, я заплатил бы семье Вашингтонов 1,5 миллиона долларов, извинился бы перед Дезире – и немедленно вышел бы из тюрьмы. Мне даже не пришлось бы признаться в том, что я ее изнасиловал, просто извиниться за это. Некоторые из моих друзей, Джефф Вальд например, поддерживали идею об извинении.