Пол Джонсон - Черчилль

20-е годы благоприятствовали всем, кто искал успеха. Но мало кому это удалось так, как Черчиллю. Ему нравилось класть кирпичи и работать на экскаваторе, и Чартвелл хорошел на глазах, становясь все уютнее. Он рисовал все лучше и лучше, его консультировал такой мастер, как Уолтер Сикерт (тот записал свои наставления, и их непременно стоит прочитать). Он был азартным спортсменом и продолжал играть в поло вплоть до 1927 года, ему тогда исполнилось пятьдесят три. Он охотился, чаще – на диких кабанов, в поместье, которое его друг «Вендор», герцог Вестминстерский, держал специально для этой цели на юго-западе Франции. Он любил скорость и сам водил автомобиль, пока в 1925 году Клемми не настояла, чтобы он взял шофера. Он писал при первой возможности, он заканчивал большую книгу о Мировой войне и начал работать над грандиозной биографией своего предка Мальборо. Брэкен устроил ему выгодные контракты. Черчилли преуспевали. Наверное, в 20-е годы он выпил больше шампанского, чем за любое другое десятилетие своей жизни, сохранилась виньетка, где он изображен с бутылкой бренди 1863 года. Черчилль держал большой штат секретарей, аналитиков и молодых историков-консультантов. Он зарабатывал и тратил – такова была его философия богатства:

Процесс создания нового состояния благотворен для всего общества. Процесс сидения на старом капитале не лишен смысла, но менее полезен. Большая доля мирового капиталасоздается и потребляется каждый год. Мы никогда не избавимся от долгов прошлого и не узнаем лучшего будущего, не создавая новых состояний.

Он призывал к «поощрению усилий» и «наказанию бездействия» и без сомнения следовал тому, к чему сам же призывал.

Несмотря на блестящего министра финансов, страна отказала в доверии Болдуину на всеобщих выборах 1929 года. Консерваторы набрали больше голосов, чем лейбористы, однако Макдональд получил большинство в парламенте и сформировал новое правительство. Отстраненный от обязанностей, Черчилль сразу же занялся бизнесом и был чрезвычайно успешен. В силу своего положения у него не было возможности играть на бирже во времена биржевого бума в конце 20-х. Теперь такая возможность у него была. Он читал лекции в Америке и писал статьи для американских журналов, все это хорошо оплачивалось. 20 сентября 1929 года он написал жене из Калифорнии, что «огромная, исключительная удача» посетила его на финансовой бирже благодаря совету сэра Гарри Макгована, главы правления «Империал Кемикалз» (Imperial Chemicals) (Черчилль принял его в члены «Другого клуба», а тот в свою очередь присматривал за его финансами). Он также проинструктировал Клемми о подготовке грандиозного приема в Лондоне для «коллег, членов Парламента и некоторых чрезвычайно важных бизнесменов». Он заработал примерно 20 000 фунтов, после чего написал ей:

Здесь мы в течение нескольких недель заработали небольшое состояние. Все это благодаря информации, которую я могу получать, и уже ничто не мешает мне пользоваться ею и делать выгодные вложения. Я постараюсь эти 20 000фунтов обернуть в активы и запустить на биржу вместе с Викерсом да Коста (брокером) и Макгованом. Это «активы для маневра», они предельно важны и не должны быть потеряны впустую. К тому же, у нас достаточно денег, чтобы с комфортом провести эту осень в Лондоне.

Месяц спустя все это обратилось в прах и было сметено ветром с Уолл-стрит, его разрушительные вихри пронеслись по каньонам небоскребов. Черчилль был на одном из обедов, где хозяин дома приветствовал гостей словами «друзья и бывшие миллионеры». Еще он сказал: «Под моим окном некий джентльмен бросился вниз с пятнадцатого этажа и разбился вдребезги». Макгован спекулировал фондами, полученными под залог акций, (Черчилль этого не понимал), он не только потерял деньги, но влез в долги. Он стал подумывать о продаже Чартвелла, однако время было неподходящее. В итоге он с двойным усердием стал писать, добиваясь новых контрактов и лекционных туров. Его заработки превысили 40 000 фунтов в год, огромный доход по тем временам. Но его уверенность в себе пошатнулась, и, уязвленный, он вновь начал делать политические ошибки.

Первым делом он отказался от места на первой скамье консерваторов. Причиной тому стала Индия. Новое лейбористское правительство, а также Болдуин и большинство его коллег, получив отчет комиссии Симона и либерального вице-короля лорда Ирвина (впоследствии, лорд Халифакс), объединились в своей поддержке набиравшего силу движения за самоуправление. Черчилль полностью отвергал такую возможность и занял жесткую позицию. Он инициировал кампанию, выступал с речами по всей стране, напоминая тем самым крайне правых активистов-консерваторов, он вступил в более тесный, чем когда-либо прежде, союз с газетными баронами, особенно с Бивербруком и Ротермиром, контролировавшими группу Daily Mail. Черчилль не был в Индии с 1899 года. Он всего однажды, будучи заместителем министра по делам колоний, встретился с Ганди, возглавившим движение сопротивления, он недооценил его и назвал «полуголым факиром». Он ошибся, и если кого-то дискредитировал, то только себя самого. Его речи уже не производили столь сильного впечатления, как его выступления на посту министра финансов. И что еще хуже, его действия расценили как попытку занять место Болдуина, и в эту игру активно включились газетные бароны. Это было худшей из его ошибок: попытка избавиться от Болдуина «разожгла старую лампаду», Болдуин обрел второе дыхание и произнес несколько лучших речей за всю свою карьеру, он обрушился на газетных баронов и поставил Черчилля в крайне неудобное положение. В августе 1931-го правительство лейбористов распалось, и Макдональд сформировал коалицию, в которой Болдуин стал вторым номером и сосредоточил в своих руках реальную власть, поскольку большинство в правительстве составляли консерваторы. Кандидатура Черчилля даже не рассматривалась. Коалиционное правительство выиграло выборы с неоспоримым преимуществом, лейбористы получили лишь двадцать два места. Черчилль удвоил количество своих избирателей, однако на тот момент казалось, что он потерял политическую перспективу и одержим необходимостью зарабатывать деньги. Итак, он вернулся в Америку, чтобы писать и читать лекции.

13 декабря 1931 года, в сумерках пересекая Пятую авеню, он посмотрел не в ту сторону, – как в Англии, – и его сбила машина, движущаяся на большой скорости с противоположной стороны. У него был болевой шок, он получил серьезную травму головы, бедра и ребер. Однако он оставался в сознании, и когда полицейский спросил, что же произошло, настаивал на том, что сам во всем виноват. На самом деле ему повезло, что он остался в живых. Такси доставило его в госпиталь, и он там пробыл довольно долго. Ему было очень плохо, и он сказал Клемми: «За эти три года я пережил три удара. Сначала я потерял все деньги во время кризиса. Затем – позицию в консервативной партии, а теперь эта ужасная авария». Он боялся, что никогда не оправится. И будучи в госпитале, он начал диктовать мудрую и трогательную статью о том, что с ним случилось: