Карин Юханнисон - История меланхолии

Богаты – иногда даже чересчур – данные художественной литературы. Их тоже можно использовать в качестве источника информации, но с осторожностью, поскольку это вторичная, а не первичная реальность. Литературные тексты интерактивны – в них чувства, пережитые человеком, обретают язык, и формируется субъективная реальность, которая, в свою очередь, может воспроизводиться в других литературных источниках. Идентифицируя себя с Юлией (Руссо), Вертером (Гёте), Эммой Бовари (Флобера) или дез Эссентом (Гюисманса), читатели способствовали рождению новых эмоциональных стилей (или антистилей). Слезы льются не только в сентиментальном романе, но и при его чтении. Эффектные «Страдания юного Вертера» в свое время имели в обществе огромный резонанс.

Важным источником информации, естественно, являются врачебные записи. Где, как не на приеме у врача, рассказать о своих страхах и мучениях? Истории болезни и данные медицинских осмотров, по словам Фрейда, подобны новеллам; необычайно интересны приложенные к истории болезни письма пациентов и их родственников и даже комментарий доктора, жалующегося на собственную меланхолию. Этот необработанный, неотредактированный, аутентичный материал из-за обилия научной терминологии порой бывает невероятно труден для чтения, однако дает бесценную возможность вплотную приблизиться к чувствующему субъекту.

Одновременно приходится постоянно учитывать разницу между условностью и реальностью . Условности меняются быстрее и более радикально, чем реальные ощущения. Но между условностями и реальностью происходит взаимообмен. Современные представления о том, что ужас может быть притягателен или что усталость свидетельствует об избранности, – примеры того, как условности проникают в сознание и меняют восприятие различных чувств. И дело не в том, что чувства со временем меняются, нет, в своей основе они неизменны, меняется лишь их соотношение с окружающим миром. Когда, например, чувствительность во второй половине XVIII века стала классовым признаком, она превратилась в катализатор, усиливающий переживания представителей высшего света. Как пишет Анн Винсен-Буффо в «Истории слез» [11] Vincent-Buffault A. The History of Tears: Sensibility and Sentimentality in France. Macmillan, 1991. , достаточно было упомянуть слезы, чтобы слезные железы начали работать. Так же обстояло дело с нервозностью на рубеже XIX и ХХ веков и стрессом на рубеже XX и XXI веков. Получив определенное имя, состояния превращаются в понятия (истерия, депрессия, выгорание) и наряду с другими понятиями начинают формировать самоощущение людей.

Каким же образом в обществе складываются правила употребления эмоциональной системы знаков? Выражение намерений и выплеск эмоций – важнейшие составляющие любой социальной жизни. Через них реализуется личность. Тончайшие нюансы чувств определяют, кто ты. Словно одежда, чувства изменяют наше тело, формируя и представляя его окружающим. Они выполняют коммуникативную функцию, являются средством передачи сообщения. По словам Пьера Бурдьё, чувства входят в символический и культурный капитал: вкусы, тон, манера проявления чувств являются отличительными признаками, с их помощью человек укрепляет или завоевывает определенный социальный статус и делает себя тем, кем он хочет быть. Это становление происходит в соответствии с историческими образцами, которые подкрепляют или отрицают то или иное поведение. Чувства, таким образом, есть составная часть процесса формирования личности и выбора жизненного стиля [12] Ср.: Goffman E. Jaget och maskerna: En studie i vardagslivets dramatik. 1959; Stockholm, 1974; Hall S. Who needs identity // Stuart Hall and Paul du Gay, eds, Questions of cultural identity. London, 1996; Greenblatt S. Renaissance Self-fashioning: From More to Shakespeare. Chicago, 1980. . Антрополог Уильям Редди называет эмоциональные режимы и эмоциональную навигацию необходимыми стратегиями сознательного субъекта [13] Reddy W.M. The navigation of feeling: A framework for the history of emotions. Cambridge, 2001. .

Усиление в обществе внимания к языку чувств естественно сопровождалось повышением интереса к их внешним проявлениям. Человек стал оцениваться по способности представлять себя, владеть языком знаков, маркировать эмоциональные побуждения и задавать дистанцию. Эти умения занимали центральное место в искусстве политеса XVIII века. Кстати, именно отсутствие четкой границы между истинным чувством и внешним его проявлением привело к отмене социально-кодифицирующей роли чувств и создало новый буржуазный идеал, основанный на самообладании, самоконтроле и эмоциональной сдержанности.

Чувства, таким образом, не только являются внутренними переживаниями человека, они также участвуют в социальных процессах. Влияние общества огромно и разнообразно. Оно дисциплинирует, контролирует, активизирует, видоизменяет и маркирует чувства. Так, в сфере классовых и гендерных отношений различные чувства соответствуют желанию субъектов развивать или замалчивать ту или иную тему. Изучив актуальные в определенный период времени эмоции, можно увидеть сдвиги, происходящие в общественном сознании. Возьмем, например, представление о традиционно «женских» чувствах. В XIX веке резко увеличилась пропасть между «мужским» и «женским». «Мужское» стало ассоциироваться с «общественно-значимым» и «рациональным». «Женское» превратилось в синоним «частного» и «эмоционального». Правда бывали периоды, когда мужская элита культивировала в своем кругу язык чувств, выходивший за пределы существовавших тогда гендерных границ. Но обычно при смене кода с «мужского» на «женский» чувства (меланхолия, ностальгия, тоска) теряли высокий статус и получали другие, малопочтенные, наименования (см. ниже).

Чувства наглядно демонстрируют социальные различия: чем благороднее происхождение человека, тем тоньше его душевная организация. Не только «высокие» (нервность), но и «низкие» чувства (отвращение) могут использоваться в качестве инструмента классового анализа. Депрессия, бессонница и даже сновидения долгое время считались привилегией аристократии. Роман «Берлин. Александерплатц» Альфреда Дёблина (1929) поразил современников тем, что в нем описывались богатство чувств и сила страдания воров, мошенников и проституток – людей, находящихся на самом дне общества.

Без учета социального фактора трудно понять зависимость чувств индивида от состояния общества и наоборот. Меланхолия и усталость не обязательно вызываются личными обстоятельствами. Они могут быть симптомами кризиса в обществе. В частности, рационализация всех сфер жизни стала причиной возникновения новых страхов и фобий. Иногда мы можем наблюдать коллективную депрессию и апатию, иногда – стресс и нервозность на грани срыва. Заметим, что в обществе одновременно культивируются контроль над чувствами как залог сохранения стабильности и чувствительность как проявление бунтарского духа и гуманизма. Современный социум активно эксплуатирует различные чувства в собственных интересах. Чувствительность в общественной жизни принимает ритуальные формы, подобные тем, что были типичны для XVIII века. Мы всем миром оплакиваем погибшую принцессу, убитого политика или ребенка, погибшего в цунами. Правильно инсценированное чувство оценивается выше, чем умение владеть собой и соблюдать дистанцию. Власть имущие демонстрируют человечность, утирая непрошенную слезу или подпуская в голос растроганной хрипотцы. Умение волновать и демонстрировать волнение становится искусством, востребованным в социуме.