Карин Юханнисон - История меланхолии

Министр заплакал и тем доказал свою правоту. А почему раньше министры не плакали? Неужели не расстраивались? Или были более сдержанны в проявлении чувств? Или раньше публичные слезы не имели риторического веса и не сочетались с образом крупного общественного деятеля? Министр начинает плакать тогда, когда это выражение чувств кодифицируется. И плачет от всей души. Обсуждение этой темы болезненно, потому что затрагивает вопрос искренности человеческих чувств. Чувствую ли я то, что переживаю в действительности, или то, что должен испытывать? Маска это или подлинные эмоции? Может ли маска родить в душе человека чувство, которое она изображает? «Разве незаметно, что переживания сделались независимы от человека? Они ушли в театр, в книги, в отчеты исследовательских центров и экспедиции, в идеологические и религиозные корпорации, развивающие определенные виды переживаний за счет других. ‹…› Возник мир свойств – без человека, мир переживаний – без переживающего», – пишет Роберт Музиль в книге «Человек без свойств» (1930) [14] Здесь и далее цитаты из романа приводятся по изд.: Музиль Р. Человек без свойств. М., 1994. Пер. С. Апта. (Прим. перев. ) .

Возврат к чувствам имеет свои последствия. Возвращаются не только чувства, но и чувствительность – в новых, а порой и старых формах. Физическая и психическая гиперчувствительность появляются в сопровождении хорошо известного спутника – нетерпимости к боли. Вопрос лишь в том, насколько эти качества пригодны для жизни в современном обществе. И могут ли они сохранять ауру избранности?

История чувств изучалась давно и под разными углами зрения [15] Об исторических исследованиях чувств см.: Worrying about emotions in history; ср. также работы: Peter N. Stearns och Carol Stearns. Также: Gail Kern Paster m.fl. ed., Reading the early modern passions: Essays in the cultural history of emotion. Philadelphia, 2004; Berlant L., ed. Compassion: The culture and politics of an emotion. N.Y., 2004. Robinson J. Deeper than reason: emotion and its role in literature, music, and art. Oxford, 2005. С точки зрения межкультурной перспективы: Harkins J., Wierzbicka A., eds. Emotions in crosslinguistic perspective. Berlin, 2001; для изучения междисциплинарного подхода: Lewis M., Haviland J.M., eds. Handbook of emotions. N.Y., 1993. См. также: Ahmed S. The cultural politics of emotion. Edinburgh, 2004. . В основном интерес исследователей ограничивался описанием чувств, характерных для внутрисемейных отношений (любовь, горе) и политической жизни (гнев, ненависть, жестокость). При диахронических исследованиях упор делался на продолжительности аффектов или радикальных изменениях в сфере чувств (см., например, смелый тезис о том, что материнская любовь впервые появилась лишь в XVIII веке). Современные чувства исследователи считают радикально отличными от более древних. Утверждают даже, что в прежние времена человек не умел рассуждать о чувствах (за исключением религиозных), поскольку «инфантильная» и «примитивная» личность была заключена в оковы коллективного сознания. Знаменитое сочинение Чарльза Тейлора «Истоки личности: формирование современной идентичности» (1989) [16] Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Harvard University Press, 1989. основывается на том, что освобождение личности, сделавшее возможным саморефлексию, начинается лишь в конце XVII века.

Такой подход к истории чувств вызывает возражения. В частности, долгая история меланхолии доказывает существование саморефлексии в прежние времена. Изменилась не способность человека к тем или иным ощущениям, а нормы, регулирующие их выражение. Об этом говорит и Норберт Элиас в своей теории развития общества: связь между цивилизацией и внутренней дисциплиной, по его мнению, является ключевой для современной Европы. Изменения, происшедшие в физической и эмоциональной сфере граждан, привели к возникновению в европейских странах нового общественного порядка, для которого характерно одновременное усиление контроля и чувствительности [17] Elias N. Über den Prozeß der Zivilisation. 1939. (Рус. изд.: Элиас Н. О процессе цивилизации: Социогенетические и психогенетические исследования. М.; СПб., 2001. (Прим. перев. )) .

Другая линия в изучении истории чувств концентрируется на культурной изменчивости ощущений . С увеличением интереса к их социальной роли возникли теории об их «чистом существовании» [18] Howes D., ed. Empire of the senses: The sensual culture reader. Oxford, 2005; dens., Sensual relations: Engaging the senses in culture and social theory. Arbor A. 2003; Jütte R. A history of the senses: From antiquity to cyberspace. Cambridge, 2005. См. также журнал: The senses and society. 2006 – н. вр. . Формируясь под воздействием культуры, находясь в зависимости от гендерной и классовой принадлежности человека, ощущения занимают промежуточное положение между душой и телом, представлением и конкретным объектом. К ощущениям относятся, например, боль, вкус, запах, отвращение и, конечно, чувствительность. К ним можно себя приучить, им можно научить, их можно натренировать, но, кроме того, они сами могут создавать и менять действительность. Есть замечательные истории о том, как особенности личности, и прежде всего ее классовая принадлежность, влияют на восприятие окружающего мира. Речь идет не о гиперчувствительности конкретных людей (Пруст, например, не выносил запаха пищи, поэтому в его доме еду не готовили), а о более массовых явлениях. Есть, например, документальные свидетельства того, как на рубеже XIX–XX веков представителям высших классов в буквальном смысле слова делалось дурно от запаха простого люда или от толчеи и близости чужого тела в новомодных тогда трамваях. Городская жизнь разрушала привычные каноны восприятия и, как сказал Стриндберг, «извращала ощущения». Большой город создавал новые страхи, например, агорафобию [19] Агорафобия – букв. «боязнь рынков» (др. греч.), однако этот термин чаще используется в более широком значении: страх человека оказаться там, откуда не будет возможности уйти в случае развития приступа паники. ( Постраничные примечания здесь и далее – комментарии переводчика. ) . Сфера ощущений напрямую связана с социумом и культурой, она представляет чувство в общественном пространстве.

Особняком стоят исследования, в которых изучается история чувств и ощущений в современном обществе. В них основное внимание уделяется соотношению между культурой и природой: в форме карт чувств и эмоций рассматривается, как личность отражает классовые и гендерные нормы и ценности.

Где проходит граница между здоровьем и болезнью? Когда чувство становится настолько утрированным, что выходит за пределы нормы? Те состояния, о которых я буду говорить, являются пограничными. Они, как комнаты без стен, – из них можно выйти либо к здоровью, либо к болезни. Пограничные состояния допускают различные способы выражения душевного страдания, как соответствующие норме, так и выходящие за ее рамки [20] Levin D.M., ed. Pathologies of the modern self: Postmodern studies on Narcissism, schizophrenia, and depression. N.Y., 1987. P. 2. Мое понимание границы между психозом и неврозом отличается от того, которое принято в психиатрии. . Они могут сопровождаться погружением в бездны страха и темноты или просто избирательной чувствительностью.