Джузеппе Боффа - СССР: от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Один из руководящих участников так вспоминает рождение первого Сталинградского тракторного завода: «Даже тем, кто видел это время своими глазами, нелегко бывает вспомнить сейчас, как все это выглядело. Людям помоложе и вовсе невозможно представить все то, что встает со страниц старой книги. Одна из глав ее называется так: «Да, мы ломали станки». Эту главу написал Л. Макарьянц – комсомолец, рабочий, приехавший в Сталинград с московского завода. Даже для него были дивом американские станки без ременных трансмиссий, с индивидуальным мотором. Он не умел с ними обращаться. А что говорить о крестьянах, пришедших из деревни? Были неграмотные – читать и писать было для них проблемой. Все было тогда проблемой. Не было ложек в столовой… Были проблемой клопы в бараке…». А вот что писал первый директор Сталинградского тракторного завода в книге, вышедшей в начале 30-х гг.: «В механосборочном цехе я подошел к парню, который стоял на шлифовке гильз. Я предложил ему: “Померь”. Он стал мерить пальцами… Инструмента, мерительного инструмента у нас не было». Одним словом, это был скорее массовый штурм, нежели планомерная работа. В этих условиях многочисленными были акты самоотверженности, личного мужества, бесстрашия, тем более героические, так как в большинстве своем им суждено было остаться безвестными. Были люди, которые ныряли в ледяную воду, чтобы заделать пробоину; которые даже с температурой, без сна и отдыха, по несколько суток не уходили с рабочего поста; которые не спускались с лесов, даже чтобы перекусить, лишь бы поскорее пустить в ход домну…

Среди советских авторов, доверяющих сегодня бумаге свои размышления о том периоде и оценивающих его в соответствии с собственными идейными предпочтениями, одни склоняются к тому, чтобы приписать заслугу этого порыва необыкновенной стойкости русского народа в самых тяжелых испытаниях, другие, напротив, скрытой энергии, таившейся в народных массах и высвобожденной революцией. Как бы то ни было, из многих воспоминаний явствует, что мощным стимулом для множества людей служила мысль о том, что за короткий срок ценой изнурительно тяжелых усилий можно создать лучшее, то есть социалистическое, будущее. Об этом говорилось на митингах. На собраниях вспоминали о подвигах отцов в 1917–1920 гг. и призывали молодежь «преодолеть все трудности» ради закладки фундамента «светлого здания социализма». В то время когда во всем остальном мире свирепствовал кризис, «молодежь и рабочие в России, – как заметил один английский банкир, – жили надеждой, которой, к сожалению, так недостает сегодня в капиталистических странах». Подобные коллективные чувства не рождаются путем стихийного размножения. Несомненно, суметь вызвать и поддержать подобную волну энтузиазма и доверия само по себе немалая заслуга; и эта заслуга принадлежала партии и сталинскому течению, которое отныне полностью руководило ею. Нельзя отказать в обоснованности рассуждению Сталина, когда он в июне 1930 г. на XVI съезде ВКП(б) заявил, по сути дела выдавая свою сокровенную мысль, что, не будь идеи «социализма в одной стране», не был бы возможен и этот порыв. «Отнимите у него (рабочего класса. – Прим. ред.) уверенность в возможности построения социализма, и вы уничтожите всякую почву для соревнования, для трудового подъема, для ударничества».

На этом, однако, было бы рано ставить точку в разговоре о плановом руководстве, а следовательно, о правильном применении всей той колоссальной массы материальных средств и человеческой энергии, которая им охватывалась. План был утвержден весной 1929 г. Уже во второй половине того же года он был полностью искорежен. Следует обратить внимание на дату: она знаменует один из самых критических моментов советской истории. Это был момент, когда осуждение Бухарина и других правых было предано гласности. Это был также период перехода к массовой и принудительной коллективизации. Всякое сопротивление внутри ядра высших руководителей было сломлено.

В эти же месяцы было намечено ошеломительное ускорение выполнения плана. Началось с выдвижения лозунга «Пятилетку – в четыре года!». Речь еще раз шла об одном из тех «лозунгов агитации», которые Сталин считал необходимыми для осуществления руководства. Лозунг писали на красных полотнищах, которые вывешивались в заводских цехах, повторяли на митингах вперемежку с бранью в адрес «маловеров и нытиков» из числа правых. В Москву отправлялись «красные составы», груженные «сверхплановой продукцией». Между тем выполнить за четыре года программу, которая, как признавалось, очень трудна и напряженна даже для пятилетнего срока, было явно малореалистической задачей, а следовательно, сопряженной с риском и для самой «агитации». Сталин все же не остановился на этом – он пошел дальше. Кампания «пятилетку – в четыре года» сопровождалась нарастающим, астрономическим раздуванием предусмотренных показателей.

По пятилетнему плану выплавку чугуна предусматривалось довести с 3–5 до 10 млн. т. Это было много, даже слишком много, по мнению многих специалистов. Но в январе 1930 г. Куйбышев объявил решение увеличить ее до 17 млн. т (10 – на Украине и 7 – на урало-сибирском комплексе) за тот же отрезок времени. Потенциальные мощности, запроектированные для Кузнецка и Магнитогорска, были увеличены в четыре раза. За первый год пятилетки (1928–1929) промышленное производство выросло примерно на 20 %, то есть чуть меньше, чем предусматривалось планом (21,4 %), но все же весьма существенным образом. Тогда было решено, что его прирост на протяжении второго года должен составить 32 %, то есть будет больше чем наполовину превышать запланированный уровень.

В один из самых лихорадочных приступов этого повышения показателей пришелся на XVI съезд партии (июнь – июль 1930 г.). По одной из версий, еще накануне съезда Сталин с Молотовым явились в Совнарком и потребовали, чтобы все цифры плана в целом были удвоены; на этот раз даже Рыков не решился возражать. Как бы то ни было, в своем докладе на съезде Сталин потребовал гигантского увеличения заданий пятилетки, утверждая, что «по целому ряду отраслей промышленности» план может быть выполнен «в три и даже в два с половиной года». Требовалось произвести, таким образом, не только 17 млн. т чугуна, но также 170 тыс. тракторов вместо запланированных ранее 55 тыс., вдвое больше цветных металлов, автомобилей, сельскохозяйственных машин и т. д. Причем и на этот раз Сталин выдвигал эти задачи как тяжелое, но необходимое решение. Он уверял, что одновременно будет происходить увеличение выпуска потребительских товаров, ибо «мы имеем теперь возможность развивать ускоренным темпом и тяжелую, и легкую индустрию».