Джузеппе Боффа - СССР: от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Советский опыт, кто бы и что бы о нем ни говорил, продолжал представлять собой нечто совершенно небывалое в мировой истории. В этой его необычности заключался один из главных факторов идейной притягательности СССР, один из главных побудительных мотивов борьбы и надежд для людей внутри и за его пределами. Это правда, что в ближайшие несколько месяцев после заключения договора с нацистской Германией степень советского магнетизма упала, пожалуй, до самого низкого уровня. Его продолжали ревниво и фанатично отстаивать лишь группы коммунистов, большей частью изолированные и подвергавшиеся преследованиям. Но потенциальная притягательность советского опыта не исчезла; она сохранилась и в наступившие затем трудные годы обнаружила всю свою огромную ценность.

Во имя этой революционной самобытности советской истории даже Троцкий, самый непреклонный обвинитель сталинской власти, вплоть до своего последнего часа продолжал доказывать, что по характеру своему СССР является «рабочим государством» и что его при любых обстоятельствах нужно защищать от капиталистических врагов. Он продолжал проповедовать это и после соглашения между Берлином и Москвой, то есть на протяжении последних месяцев перед собственной гибелью, полемизируя с некоторыми своими сторонниками, считавшими, что Советский Союз окончательно потерян для дела социализма. Он делал это, невзирая на то что все друзья СССР считали своим долгом обрушивать на него самые порочащие обвинения. Подобная его позиция была продиктована не просто привязанностью к тому революционному делу, которое продолжало составлять существо его жизни. Скорее, здесь сказывалась присущая каждому марксисту неистребимая вера в освободительную историческую миссию рабочего класса. В СССР, считал Троцкий, эта миссия в конечном счете возьмет верх над перерождением сталинского режима.

В своем последнем послании Бухарин написал: «Если я не раз ошибался в методах построения социализма, то пусть потомки судят меня за это не более сурово, чем Владимир Ильич. Ведь это впервые мы вместе пошли к единой цели по еще не хоженному пути». На этот мотив – нехоженность пути, которым пошли советские народы, – не раз ссылались и в СССР, и за его пределами для объяснения особенностей (в том числе и самых трагических) этого первого опыта строительства социализма. Вряд ли такое объяснение можно принять за верный критерий исторического исследования, особенно если к нему прибегают, что нередко случается, как к оправданию, позволяющему просто перевернуть страницу, не затрагивая тех многочисленных проблем, которые ставит советская история.

Эта оговорка вместе с тем не умаляет верности замечания Бухарина: путь, по которому пошли советские люди, действительно представлял собой маршрут по бездорожью, где никогда никто не ходил раньше.