Джузеппе Боффа - СССР: от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Для того чтобы определенная система идей могла играть роль официальной идеологии, требуется специальный аппарат, способный пропагандировать ее тезисы и отстаивать ее ортодоксальность, или – как отныне будут говорить в СССР – ее чистоту. Именно такой мощный и централизованный аппарат и был задуман. Предложенные Сталиным партийные школы были созданы, основным учебным текстом в них стал «Краткий курс». Школы были разных уровней и образовывали как бы пирамиду, на вершине которой находилась Высшая партийная школа. Все руководящие работники были подразделены на три категории, каждой из которых надлежало действовать на своем уровне идеологического образования; лишь на высшем уровне изучение «Краткого курса» дополнялось изучением соответствующих произведений классиков марксизма.

В аппарате Центрального Комитета были восстановлены функциональные отделы, упраздненные в 1934 г. XVII съездом, в частности отдел пропаганды и агитации и отдел кадров. В распоряжении первого имелось большое число профессиональных пропагандистов; инструментами, которыми он должен был пользоваться, были газеты, радио, кино. Журнал «Большевик» стал главным орудием насаждения и охраны доктрины. Почти полностью, напротив, была ликвидирована учеба в кружках, объявленных проявлением кустарщины, средством, свойственным «преимущественно нелегальному периоду», и имеющих тенденцию к превращению «в автономные и бесконтрольные организации, ведущие работу на свой риск и страх». Всякое самостоятельное исследование было сочтено неуместным: основная задача научного работника сводилась на практике к толкованию и правильному комментированию произведений Сталина.

Ни о какой свободной дискуссии в подобных условиях не могло быть речи. Сталин провозгласил, что социализм в СССР уже построен, и возвестил о начале перехода к коммунизму, когда каждый сможет удовлетворить все свои потребности. Обсуждение великих творений марксизма вызвало бы немало сомнений насчет правильности подобных утверждений или по крайней мере насчет серьезных недочетов сталинского социалистического общества. На исторических факультетах вузов было поэтому практически упразднено чтение курса «истории социализма», или истории социалистических идей. Анализ любых иных теорий, пусть даже единственно с целью полемики, рассматривался как дело предосудительное. Сам Сталин несколько лет спустя сказал, что сначала надо укрепиться в вере учения, а потом изобличать ересь. Даже великолепный аппарат примечаний к третьему изданию сочинений В. И. Ленина, по сей день весьма полезный для всякого, кто изучает советскую историю, был объявлен совокупностью «грубейших политических ошибок вредительского характера». Не допускалось больше и публичных исследований по тем или иным проблемам советского общества; исследований, которые имели такое значение в 20-е гг. Речь в этом случае шла не о каком-то единовременно принятом решении, а скорее о процессе, постепенно развивавшемся на протяжении 30-х гг. Цензура печати все более усиливалась, так что без предварительного разрешения никакие данные, цифры больше невозможно было ни приводить в печати, ни публично оглашать. В обоснование необходимости такой секретности приводился отнюдь не пустячный довод: нельзя снабжать внешнего врага никакой информацией, которая может оказаться полезной для него. Мало-помалу из обращения были изъяты и статистические материалы, за редким, тщательно проверенным исключением. В результате исчезли какие бы то ни было документальные данные о внутреннем положении страны, доступные публике за пределами узких официальных кругов. Так охранялось то «морально-политическое единство народа», которое стало отныне обязательной темой любой речи.

Если теперь, в заключение этого обзора, мы попытаемся одним взглядом охватить советскую коммунистическую партию в том виде, как она трансформировалась за годы сталинского правления, и в особенности какой она стала к концу 30-х гг., после жестоких репрессий, трудно, на мой взгляд, не заметить, насколько она приблизилась к тому образу «ордена меченосцев», который был задуман Сталиным еще в 1921 г.

На XVIII съезде ВКП(б) Жданов, кстати говоря, употребил одну формулировку, которая потом часто повторялась на протяжении этого периода. Объясняя отмену категории социального происхождения при рассмотрении заявлений о приеме в партию, он заявил, что критерием должен быть «отбор в партию действительно лучших людей из рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции». «Новый порядок, – добавил он, – облегчает отбор лучших людей в партию». Ленинская идея «авангарда» превращалась, таким образом, в понятие партии «лучшие». Эта партия к тому же имела теперь свой свод ортодоксальных положений, дисциплину военного типа, строгую систему продвижения кадров по распоряжению сверху и настолько абсолютную веру в вождя, что позже она будет названа культом. Она обзаводилась и собственным церемониалом: на XVIII съезде, где не было уже и тени дискуссии, при упоминании имени Сталина участники не просто хлопали в ладоши, а вставали и аплодировали стоя.

И все же, если мы можем на основании всего этого говорить об ордене, то это был весьма разветвленный орден, с многочисленными подразделениями и ступенями. В нем были высшие руководители, секретари, «кадры», рядовые члены, наконец, активы, с помощью которых партия пользовалась содействием тех сочувствующих, которые еще не вступили в ее ряды и для которых Сталин нашел определение «беспартийные большевики».

Полное осуществление нашла и другая сталинская концепция – государство как совокупность «приводных ремней». Первым по значению среди них оставалась партия. Непосредственные обязанности по организации производства по-прежнему были одной из главных ее задач. XVIII съезд наделил партийные организации правом контролировать администрацию предприятий; некоторое время спустя было все же уточнено, что на всех уровнях они должны помогать хозяйственным ведомствам, начиная с отраслевых наркоматов, проверять исполнение предприятиями решений наркоматов. В районных и областных комитетах партии была введена должность секретаря по промышленности.

Под безраздельным руководством партии действовали в качестве «приводных ремней» другие массовые организации. По своему значению среди них особенно выделялись три: профсоюзы, комсомол и Советы. О первой уже говорилось, когда речь шла о промышленности. Что касается молодежной организации, то в годы чисток она тоже численно сократилась; но как бы то ни было, в ее рядах насчитывалось свыше 4 млн. человек и она уже вполне научилась мобилизовывать молодежь на все кампании, объявленные наиболее важными в данный момент, шла ли речь о строительстве новых заводов и городов или о посылке учителей в деревню. Советы и их руководящие органы представляли собой, особенно после принятия новой Конституции, пирамиду административных органов с исполнительными функциями, соответствующих партийных комитетов того же уровня. Именно поэтому, однако, они были единственным «приводным ремнем», охватывающим все население: при составлении списков кандидатов, подлежащих избранию на выборах, использовалась любопытная сталинская формула «блока коммунистов и беспартийных». Наконец, не менее эффективными «приводными ремнями» были печать и наряду с ней кино, литература, искусство – все те виды деятельности, которые Жданов квалифицировал как «могучие средства» пропаганды. Из комплекса всех этих аппаратов слагалось государство, которое «направляет все отрасли хозяйства и культуры».