Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

Он подробно рассказал, как в Петербурге восприняли польское восстание 1794 года. Одни симпатизировали восставшим. Другие занервничали и забеспокоились. А больше всего толков велось вокруг просчетов и ошибок руководителей восстания и причин его поражения.

Де Ла Тюрби уточнил, что с польскими пленными, находящимися в Петербурге, обращаются хорошо, но основная часть захваченных в плен поляков сослана в Сибирь. Тюрьма, в которой сидит Костюшко, – это вполне удобное жилище. Там он может читать, рисовать, работать за токарным станком. У Игнация Потоцкого тоже приличные условия. Окна его квартиры выходят на улицу, откуда прохожие могут видеть узника. Зубов, как всегда, на коне. Его секретарь Альтести, попавший в немилость, на некоторое время был отстранен от дел, но сейчас вновь в фаворе.

Численность русской армии в Польше, со слов господина де Ла Тюрби, достигла ста восьмидесяти тысяч человек. Войска растянулись в линию от Либавы до границы с Турцией. Сорокатысячной армией командовал князь Репнин, шестидесятитысячной – Румянцев и восьмидесятитысячной – Суворов, который отвечал за охрану южных границ России. Впрочем, господин де Ла Тюрби был склонен считать эти цифры завышенными, и в войсках Суворова, по его мнению, было не более шестидесяти тысяч бойцов, с которыми командующий проводил бесконечные учения и маневры. Теперь, после предательства Швеции, именно эти войска могли реально угрожать Турции.

Господин де Ла Тюрби только что проехал всю Польшу, десять дней пробыл в Витебске в Белой Руси и на все лады восхвалял энтузиазм, силу и патриотизм поляков, которые потерпели поражение только в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Один за другим он приводил факты, когда поляки не скрывали своей ненависти к русским, в том числе и в провинциях, которые мы потеряли после первого раздела Польши в 1773 году.

Рассказ де Ла Тюрби так поразил Вернинака, что он не только написал отчет об этой встрече французскому правительству, но и подготовил проект, согласно которому поляки могли переходить к активным действиям, как только они соберутся в достаточном количестве в Валахии и Молдове. Вернинак прислал мне этот проект. Он был очень похож на план, ранее представленный польской депутацией в Париже. Правда теперь, когда стало ясно, что Стокгольм и Петербург пошли на сближение, возникло много сомнений, что турки приступят к активным военным действиям. Вполне вероятно, что такую активность могли стимулировать маневры польских военных на турецких границах либо присутствие французского флота в районе Архипелага.

Завершая свой отчет депутации, я указал, что турецкое министерство чинило много препятствий для вступления в должность Стеммати в качестве консула Франции в Валахии. Главной причиной здесь было греческое происхождение кандидата. В конце концов, веские доводы и даже угрозы главы французской миссии в Константинополе сделали свое дело, и турецкое ведомство уступило.

8 августа представители Галиции Рымкевич и Яблоновский получили письма от своих доверителей с претензиями за непростительное бездействие, когда само время и обстановка требовали конкретных дел. В письмах также содержались упреки за молчание представителей, которое в Галиции никто не мог понять и объяснить.

Подобные упреки приходили и в мой адрес из Дрездена и Венеции. Кое-кто даже пытался обвинять нас за упадок духа и равнодушие в рядах наших соотечественников в Польше.

Для того, чтобы поднять настроение моих сограждан и донести до них всю правду, я принял решение направить полковника Яблоновского [66]в Галицию с поручением довести до сведения жителей, поддерживающих краковский акт конфедерации, всю информацию о моей работе в Константинополе. Затем Яблоновский должен был поехать в Варшаву и, если позволят обстоятельства, встретиться с нашими общими друзьями и подробно рассказать им, чем мы занимаемся в Константинополе. После этого Яблоновскому предстояла поездка в Париж, где он должен был поделиться сведениями об обстановке в Галиции и Польше. По моей просьбе Яблоновский увез с собой корреспонденцию для депутации в Париже, а также мои письма Барсу, Выбицкому, Прозору и другим. В этих письмах я убеждал всех в необходимости восстановления единства и согласия соотечественников в Париже.

10 августа пришлось отложить отъезд Яблоновского до прибытия курьера с новостями из Парижа, которых я уже довольно давно не получал.

Перед моим приездом в Константинополь Вернинак использовал поляка Дениско с той же целью, с которой Яблоновский теперь собирался ехать в Галицию и Польшу. Вместе с Эмилем Годеном Дениско недавно вернулся из Бухареста, так и не выполнив поставленной перед ним задачи. Вернинак рекомендовал мне сразу же отправить его и недавно прибывших польских офицеров в Бухарест. Содержать их было дороговато, а главное, что их нахождение в Константинополе доставляло определенные неудобства турецкому министерству. Непросто было мне добиться, чтобы Дениско и Жодкевич остались здесь на моем содержании.

В тот же день, 10 августа, более двухсот французов, проживающих в Константинополе, собрались во дворе резиденции Вернинака, чтобы отметить национальный праздник. Был роскошный обед. Все радовались, веселились. Звучали заздравные тосты, в том числе и за благополучие Польши. После отъезда Декорша такое я слышал впервые. Все французские гости с восторгом отзывались о моей родине.

12 августа получил письмо от гражданина Ксаверия Дамбровского из Бухареста. Он сообщал, что прибыл в этот город, имея указание и инструкции польской депутации о работе в качестве представителя в Валахии и Молдове. Поскольку на этот счет у меня не было никакой информации, я ограничился довольно сдержанным ответом.

В тот же день, гуляя по Кампо дей Морти, встретил турка Ибрагима. После нашего первого свидания я виделся с ним много раз, но ничего интересного от него не услышал. Теперь же он со всей уверенностью заявил, что все попытки Вернинака воздействовать на турецкое правительство, чтобы оно утвердило назначение Стеммати консулом в Бухаресте, бесполезны, так как имеется давний указ султана, который не позволяет иностранным правительствам использовать греков в таком качестве. По секрету Ибрагим рассказал, что со дня на день в турецком министерстве произойдут большие перемены, и Россия значительно усилит свое влияние на руководство Турции. Он добавил, что Россия подкупила фаворита матери султана, который выступает против войны с русскими, борется со всеми нововведениями и имеет огромный вес в правительстве.

17 августа в отчете для депутации я сообщил, что французские офицеры, отправленные Вернинаком для несения службы в персидской армии, доберутся до театра военных действий через двадцать дней. Четыре недели им понадобилось на то, чтобы прибыть в Багдад, и еще семнадцать дней, чтобы добраться до населенного пункта, откуда они отправили свое первое донесение. Их прекрасно встретили на границе, затем по ходу движения оказывали радушный прием и снабжали всем необходимым. Французов заверили, что их тепло примет сам Мехмед-хан, возглавивший трехсотпятидесятитысячную армию для борьбы с Россией.