Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

Покорность, с которой Постоянный совет подчинялся приказам Игельстрома, довершила возмущение жителей Варшавы, и они с нетерпением ожидали начала всеобщего восстания.

Можно судить о том положении, в котором находилась Варшава и вся Польша, и о беспокойстве и тревогах генерала Игельстрома по его письму в Петербург от 16 апреля в адрес военного министра (оно было перехвачено поляками):

«Вся армия Польши численностью восемнадцать тысяч человек охвачена восстанием, за исключением разве что четырех тысяч, составляющих гарнизон Варшавы. Конфедерации Кракова, Сандомира, Люблина, Хелма, Владимира и Люка основаны на якобинских принципах. Восстание распространяется очень быстро, его размах пугает. Мне самому угрожает конфедерация Люблина, и я могу надеяться только на Бога и на благодеяния моей государыни. Литва, бесспорно, не преминет присоединиться к Короне. Прошу Вас, во имя Господа, самым серьезным образом принять во внимание то, о чем я Вам сообщаю, так как нам необходимо разделаться с этим новым неприятелем, прежде чем начать войну с Турцией. Вышлите армию генерала Салтыкова, и мир вскоре водворится. Затем его может заменить Суворов, и я Вам гарантирую, что через два месяца в Польше восстановится прежний порядок. Можно не брать в расчет пруссаков и австрийцев: Богу известно, во что превратились их войска, ранее считавшиеся отменными. Пруссаки уже не те, какими были при Фридрихе II. Похоже, они способны лишь держать оборону. Они претендуют на образцовость – и боятся всего. Более того, батальон у них состоит всего из двухсот человек, а эскадрон – из пятидесяти кавалеристов. Можно судить по этому, в каком грустном положении я нахожусь, будучи вынужденным поддерживать порядок на столь обширной территории, в постоянном окружении врагов и шпионов, не получая поддержки ни от союзников, ни от наших войск. Наши же следовало бы использовать по крайней мере для того, чтобы отдалить от наших границ пожар крестьянского бунта, пока двор предпримет другие меры. Подумайте обо мне и займитесь безопасностью нашей родины.

Примите и т. п.

Игельстром».

В тот же день Игельстром приказал Постоянному совету собраться в восемь часов утра, и уже в одиннадцать часов послал им предписание арестовать двадцать наиболее значительных лиц, которых он указал.

Совет поручил великому канцлеру князю Сулковскому передать устное возражение генералу Игельстрому, но тот разразился угрозами и потребовал, чтобы его приказ был неукоснительно выполнен. Князь Сулковский, вернувшись в Совет, получил апоплексический удар и через некоторое время умер. Совет не замедлил сделал то, чего от него требовал Игельстром.

Автор «Мемуаров о польском восстании, найденных в Берлине», упоминает о двадцати шести арестованных вместо двадцати и датирует это событие днем раньше, чем я. Он пишет: «Требование, составленное в сильных выражениях, которое генерал Игельстром направил Постоянному совету 15 апреля и в котором требовал ареста двадцати шести подозрительных лиц, способствовало, несомненно, возбуждению умов и ускорило вспышку восстания».

Генерал Игельстром счел долгом направить часть своих войск из Варшавы навстречу повстанцам и не переставал торопить прусского генерала Шверина присоединиться к корпусу Денисова и идти маршем на Краков. В то же время он написал прусскому генералу, который командовал несколькими частями в окрестностях Закрошима, перейти Вислу и расположить их в селах вблизи Варшавы. Вероятно, он опасался лишь приближения армии Костюшко и не был готов к восстанию в самой Варшаве, где были приняты настолько продуманные меры, что перед самым началом восстания обстановка в городе казалась совершенно спокойной.

Впрочем, Игельстром решил все же разоружить польский гарнизон, и, чтобы осуществить свой план, он сообщил о нем гетману Короны Озаровскому и польному гетману Литвы Забелло [33]. Он наметил для этого 18 апреля, так как это был праздничный день, и генерал предполагал, что, поскольку все будут в костелах, у него есть меньше оснований опасаться сопротивления.

По его приказу, все костелы должны были быть закрыты и охраняемы. Все казармы, арсенал и склады пороха – заняты русскими войсками, разоружение польского гарнизона должно было осуществиться как можно быстрее.

Те, кому Игельстром доверил свои намерения, направили секретный приказ командующему полком инфантерии Короны присоединиться к русским и остановить поляков, если среди них начнется движение. Кроме того, был отдан приказ казакам поджечь четыре квартала города, чтобы пожаром отвлечь внимание жителей, в этой суматохе вывезти короля и облегчить выполнение плана генерала в целом.

Этот план мог иметь самые трагические последствия для армии Костюшко, против которой были бы затем брошены все силы русских и пруссаков, если бы в столице восстановилось спокойствие. Но произошло то, что в тот же день, когда эти приказы были отданы, все посвященные в замысел восстания отправились к Килинскому, чтобы держать совет о том, что следует предпринять.

Времени нельзя было терять, особенно тем, кто был занесен в проскрипционный список, так как Игельстром назначил исполнение своего плана на 18 апреля. Решено было упредить его и начать восстание 17-го числа.

В этой спешке не было возможности составить свой продуманный план восстания, так как не было того главного, кто мог бы его набросать за столь короткое время и передать нужные распоряжения польским воинским частям, а также жителям различных кварталов города. Таким образом, оставалось только одно – отдаться на волю Провидения и довериться усердию каждого из восставших. В успехе никто не сомневался, так как все, кто должен был действовать, были едины в своих стремлениях. Отчаяние дало толчок, а случай помог одному из самых дерзких предприятий, когда-либо совершавшихся.

Единственной мерой, которую приняли заговорщики, собравшиеся у Килинского, – было решение связаться с офицерами польских частей, чтобы убедиться в их верности и договориться с ними о захвате арсенала. Начать нужно было именно с этого захвата. Он должен был стать сигналом к восстанию и в то же время необходимым шагом, чтобы опередить русских, обеспечить себя пушками и вооружить всем необходимым народ.

Заговорщики разошлись, поклявшись победить или умереть за родину.

Я опускаю в своих записках описание кровавых событий, имевших место в Варшаве 17 и 18 апреля 1794 года. Мне достаточно привести здесь отрывок из «Мемуаров» Пистора, главного квартирмейстера российского войска при генерале Игельстроме, чтобы дать представление о первых шагах восстания. Тогда меня, как поляка, нельзя будет обвинить в предвзятости, поскольку я привожу здесь слово в слово рассказ русского офицера – свидетеля событий.