Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1

Чтобы подбодрить павших духом людей, Верховный совет издал декларацию об объявлении войны Пруссии. Она была возвещена жителям Варшавы при звуках труб: энергичный стиль этого воззвания воодушевил нацию и пробудил в ней все ее силы.

Эта декларация была подписана Игнацием Потоцким, президентом Верховного совета, и опубликована в Варшаве 12 июня 1794 года.

10-го числа того же месяца генералиссимус в своем лагере вблизи Кельце издал бюллетень, в котором извещал, что войска прусского короля, объединившись с русскими против польской армии, нарушили границы, которые государства-стороны раздела сами же и установили. В связи с этим он принял решение дать иное направление силам нации и, соответственно, приказал всем командующим линейными войсками продвинуться, насколько возможно, за пределы российских и прусских границ, объявить там об Акте польского восстания, провозглашая свободу, и призвать народ, стонущий под игом рабства, объединиться против своих угнетателей. Костюшко предписал всем командующим корпусами продвинуться не только на территории, недавно отрезанные от Польши, но и на те, которые ранее вошли в состав России и Пруссии, и обратиться там за помощью ко всем, кто хотел вновь обрести свободу и свою прежнюю родину. Он обещал щедро вознаградить тех, кто захотел бы исполнить свой долг, и гарантировал им денежные выплаты из национальных фондов, а также из числа владений, которые будут конфискованы у предателей родины. Он настаивал на скорейшем исполнении своих приказов и не сомневался в их успехе, учитывая малое количество войск, находившихся на тех землях, куда он намеревался перенести театр военный действий.

Этот бюллетень Костюшко и объявление войны Пруссии не могли не произвести живейшее впечатление на умы поляков, и тут же большое число волонтеров прибыло служить под знаменами Костюшко. Финансовое же состояние страны было плачевным. Правительство ранее уже было вынуждено прибегнуть к чрезвычайным мерам: 8 июня оно объявило о введении в оборот банковских билетов под гарантию казны и под залог имущества в староствах и в национальной собственности. Эти билеты должны были заменить наличность, нехватка которой ощущалась все более с каждым днем.

13 июня Верховный совет запретил, под страхом самых жестких мер, вывоз золота и серебра. Чтобы быть уверенным в исполнении этого запрета, он распорядился чеканить польскую монету поверх прусской, объявив, что одна серебряная марка Колоньи будет равняться восьмидесяти четырем флоринам с половиной. Кроме того, совет потребовал, чтобы все жители платили, кроме чрезвычайных налогов, введенных Актом Краковского восстания, все те налоги, которые были введены конституционным сеймом. Он пригрозил самым строгим наказанием тем, кто ослушается его приказов.

Случилось еще одно событие, усилившее недовольство и тревогу жителей Варшавы. Прусский король после битвы под Щекоцинами продвинул часть своей армии в направлении Кракова. Два его генерала появились в виду города вечером 14 июня. Генерал Венявский, стоявший в городе, получил приказ от Костюшко отступать со всем гарнизоном и артиллерией в случае угрозы городу со стороны прусских войск, если их силы будут превосходить те, что находятся в его распоряжении. Ему было приказано перейти Вислу, войти в Галицию и передать Краковскую цитадель в руки австрийцев. Но то ли потому что Венявский не сумел убедить австрийцев занять цитадель, то ли потому что он проявил небрежность в деле защиты доверенного ему города, то ли совершил предательство, как его потом в этом обвиняли, – он не оказал никакого сопротивления, и 15 июня Краков сдался пруссакам. Генерал Эльснер вошел в город с корпусом в три тысячи человек, после того как Венявский провел несколько часов в прусском лагере [39].

Эта печальная весть быстро дошла до жителей Варшавы. Поскольку Верховный совет некоторое время хранил по этому поводу молчание, то еще оставались сомнения, но когда пришла определенность, все были потрясены.

Два поражения одно за другим и взятие Кракова пруссаками стали катастрофами, более чем достаточными, чтобы обескуражить жителей столицы. Глубокое разочарование, сопровождаемое угрюмым молчанием, царило повсюду. Интриганы и враги правого дела сумели извлечь выгоду из таких умонастроений, чтобы еще более их усугубить и подтолкнуть людей на мятежные действия. Они старались усилить подозрения по поводу сдачи крепости, которая и при более слабых средствах защиты смогла устоять в предыдущих войнах перед значительно превосходящими силами. Иной причины, кроме предательства, для сдачи ее не называлось, и со всех сторон стали раздаваться крики о предателях. Ультра-революционеры, которых вполне справедливо можно было назвать якобинцами, воспользовались этой всеобщей подозрительностью, чтобы внушить простому народу, который легче всего ввести в заблуждение, идею о том, что все эти предательства объясняются нежеланием правительства судить и наказать тех, кем были заполнены общественные тюрьмы.

Стали раздаваться громкие крики с требованием предать казни заключенных этих тюрем, как будто они были виновны в двух поражениях и в сдаче Кракова.

25 июня Верховному совету было подано заявление с требованием различных реформ, которое заканчивалось призывом наказать предателей. Совет состоял из людей разумных и умеренных, и поэтому те ультра, которые составили это заявление лишь для соблюдения формальностей, не получили от них удовлетворительного ответа. Тогда они решили употребить насильственные меры, будучи уверенными, что их поддержит заблудшее большинство.

27 июня некий молодой человек лет двадцати четырех, вдохновленный демагогическими идеями, взбудоражил людей, расписывая пережитые ими беды, главной причиной которых указывал задержку магистратов с наказанием виновных. Почти все его слушатели разделяли такие взгляды и, воспламененные его убедительным красноречием, решили вершить справедливость сами, если уж не могут добиться ее от правительства.

В тот же вечер в разных кварталах города были воздвигнуты виселицы. Президент совета приказал их перевернуть, но под покровом ночной темноты они снова были установлены.

28 июня в восемь часов утра толпа вооруженных людей подошла к дверям президента и потребовала, чтобы виновные перед родиной были немедленно осуждены и наказаны. Президент вежливо обратился к толпе и попытался показать им неуместность этого требования и невозможность исполнить его. Доложив об этом Верховному совету и обсудив с ним происходящее, он повторил то же самое народу, и люди, усмиренные доводами, приведенными им, начали уже успокаиваться и расходиться, как вдруг несколько демагогов, окруженных самой разнузданной чернью, бросились к тюрьмам, выломали двери и схватили тех, кто, как им думалось, заслуживал смерти. Сначала они проводили восьмерых из них в уголовный трибунал, нисколько не сомневаясь, что получат там такое постановление, какое они продиктуют. Однако затем они узнали, какое впечатление произвели на народ доводы президента и что решено пустить в дело полицию, чтобы восстановить спокойствие в городе. Тогда они изменили свое намерение подвергнуть пленников суду трибунала и сами повесили их всех разом: и невинных, и тех, кто заслуживал суда.