Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 2

10 октября 1812 года император вызвал меня в свой кабинет в девять часов вечера. Он показался мне более возбужденным, чем обычно.

«Ну вот, – сказал он , – вы видите, с нами хотят вести переговоры… Лористона посылали в лагерь Кутузова, и я раздосадован, что у него состоялась беседа с маршалом… Кутузов слишком хитер, чтобы поверить заверениям Наполеона о дружеских ко мне чувствах, но я не хочу, чтобы даже возникали какие-то предположения о примирении… В нашем положении невозможно думать о каком-либо сближении до тех пор, пока враг не покинет наши земли… Надеюсь, что с Божьей помощью нам удастся заставить его убраться. Если мои планы будут исполнены, у Наполеона будут трудности с возвращением во Францию. Во всяком случае, если ему это и удастся, то лишь ценой огромных потерь… Мой план принят… Кутузов будет действовать в зависимости от обстановки и маневров противника под Москвой. Я отдал приказ Витгенштейну и Штейнгелю перейти в наступление. В данный момент Чичагов со своей армией, которая воевала против турок, находится уже на Волыни. Он принял общее командование над войсками, которым предстоит противостоять Шварценбергу. Заставив его отступить, что обязательно произойдет, он оставит здесь наблюдательный корпус для сдерживания противника, а сам двинется на Минск, куда он прибудет с восьмьюдесятью тысячами человек, по меньшей мере, через три недели…

Надеюсь, Бог даст, мы заставим врага освободить не только русские провинции, но также Белую Русь и Литву… Как раз поэтому я вас и вызвал, чтобы предупредить о своем намерении опубликовать воззвание к полякам – подданным империи… Не хочу, чтобы возвращение моих войск в Литву они восприняли со страхом и растерянностью… Мне известно, что не везде они вели себя подобающим образом, но подавляющее большинство ваших соотечественников не потеряло право на мою протекцию и доверие, и я желал бы, чтобы через это обращение они удостоверились в этом… Я не допущу преследований и не забыл о проектах, которые мы вместе обсуждали до войны».

Я был исполнен чувств от того, что сказал мне император, тем более что после своего возвращения в Петербург он не заводил разговор об этих проектах. Было очевидно, что он решительно настроен продолжать войну и не вступать ни в какие переговоры о перемирии. Но, несмотря на все мое к нему доверие, я не мог поверить тому, что освобождение Москвы и отступление французов могут произойти так скоро. Я с трудом представлял себе, каким образом можно было в соответствии с приказом командующим армиями отрезать путь Наполеону во время его отступления, чтобы он не смог добраться до Франции. Я не был посвящен в планы военных операций и не знал, какие силы должны были противодействовать врагу. Я даже толком не знал, какую силу представляла собой главная армия Кутузова… И кто тогда мог предвидеть те сверхъестественные события, которые Провидение приготовило России для освобождения от врага?… Я слушал императора, не пытаясь вникнуть в его замыслы, отбрасывая все казавшиеся мне неясными соображения, и думал лишь о том, чтобы как можно скорее исполнить приказ Его Величества.

Не слишком представляя себе, каким император видел это послание к полякам, я позволил себе задать ему несколько вопросов и попросил разъяснений. Император очень определенно ответил, что его проект в данный момент нужен всего лишь для того, чтобы успокоить поляков, заверить их, что не будет никаких актов возмездия в провинциях, куда вступят русские армии . Он добавил, что это воззвание должно стать не только доказательством его милости, но и предписанием для генералов, определяющим для них линию поведения .

После этого ответа я отважился заметить императору, что если бы речь шла только о том, чтобы показать прощение императора нарушившим свой долг польским подданным, было бы достаточно направить войсковым командирам специальные предписания, определяющие их образ действий по отношению к населению, но если император хочет поднять дух поляков в оккупированных врагом провинциях, желает, чтобы заверения в его благосклонности дошли до жителей герцогства Варшавского, было бы целесообразно при обнародовании этого воззвания пробудить надежду о восстановлении Польши, как только военные успехи позволят сделать это.

Конечно же, ответил император , – это само собой разумеется… Вам известны мои чувства, которые я всегда питал к вашим соотечественникам… Не все они ответили мне благодарностью. Достаточно отметить, с какой ожесточенностью они сражались с моими войсками во время этой кампании, но ограничусь тем, что просто пожалею тех, кто был введен в заблуждение ложными обещаниями, которые Наполеон никогда не собирался выполнять… Что до меня, то я не меняю своих решений и сдержу слово, как только придет время… Вы понимаете, что я не могу думать о планах организации провинций, когда речь идет об обороне страны и уничтожении врага, который, несмотря на свои ошибки и понесенные потери, остается все еще достаточно грозным… Но я прошу вас заранее подготовить воззвание к полякам, о котором я вам уже говорил, и поскольку оно появится только тогда, когда это позволит обстановка, я разрешаю вам объявить что я желаю восстановить Польшу и надеюсь на доверие ко мне со стороны поляков.

Несколько дней спустя я направил императору письмо следующего содержания:

Санкт-Петербург, 7(19) октября 1812 года.

«Всемилостивейший государь, я никогда не сомневался в том, что твердость и огромные ресурсы России сведут на нет все усилия Наполеона. Но я никогда не мог предположить, что он рискнет зайти так далеко и растеряет все свои преимущества. Однако не следует заранее торжествовать победу. Любой другой на его месте, неотступно преследуемый партизанами, теснимый Чичаговым и Витгенштейном, окруженный частями Винцингероде, Толстого и Кутузова, должен был бы погибнуть, но он способен еще вырваться с победой, и не думаю, что, оставив Москву, он откажется от своих планов и перестанет быть менее страшным.

Он воспользуется всеми своими ресурсами и опытом, чтобы пробить себе путь, несмотря на препятствия, расставленные на его пути. И даже если он не разобьет русские армии, то натворит еще много зла, продолжая войну и разоряя провинции, лежащие на его пути.

Если Наполеону удастся пробить брешь в главной армии или удачно обойти ее, он направится ускоренным маршем в сторону южных провинций и найдет на Украине, Подолье и Волыни подходящие во всех отношениях зимние квартиры. Если этот план не осуществится, то он дождется прибытия корпуса маршала Виктора и направится в Литву, чтобы объединиться или, по меньшей мере, максимально сблизиться с корпусами Гувиона Сен-Сира, Макдональда и князя Шварценберга. И несмотря на полное окружение русскими частями, неотступное преследование во время переходов, нехватку продовольствия и фуража, препятствия в виде распутицы и снега, он все еще сможет собрать двести тысяч человек и удержаться в западных провинциях России, где вооруженные им партизаны начнут военные действия во многих местах и причинят много неприятностей, как это сегодня делают русские партизаны, нанося ощутимые удары по французским войскам. Известно из опыта, что поляки с большим успехом пользовались этим видом малой войны во времена Барской конфедерации и последнего восстания 1794 года.