Грэм Робб - Жизнь Рембо

«Мы приходили к согласию. Растроганные, работали вместе. Но, нежно меня приласкав, он вдруг говорил: «Все то, что ты испытала, каким нелепым тебе будет это казаться, когда меня здесь больше не будет. Когда не будет руки, обнимавшей тебя, ни сердца, на котором покоилась твоя голова, ни этих губ, целовавших твои глаза. Потому что однажды я уеду далеко-далеко; так надо. И надо, чтобы я оказывал помощь другим; это мой долг. Хотя ничего привлекательного в этом и нет, моя дорогая».

Для Рембо, как и для его матери, «любовь» была неотделима от идеи добра. Каждая ласка и каждый удар ножа были нравственным уроком. В отличие от своей матери у него не было жесткой системы убеждений, чтобы истолковывать собственное поведение.

К концу июня слабый ученик сгибался под напряжением. Последняя капля была столь же тривиальна, какими обычно бывают последние соломинки. В четверг 3 июля была очередь Верлена делать покупки. Он вышел и вернулся с рыбиной и бутылкой масла.

«Я приближался к дому, когда увидел, что Рембо наблюдает за мной в открытое окно. Неизвестно почему, он начал давиться от смеха. Я кое-как поднялся по лестнице и вошел. «Ты хоть представляешь себе, как смешно ты выглядишь со своей бутылкой масла в одной руке и рыбиной в другой?» – спросил Рембо. Я нанес ответный удар, потому что, уверяю вас, я совершенно не выглядел смешным» [458].

Рыба полетела Рембо в лицо, и Верлен направился к лестнице.

Так как Верлен рассказывал эту историю неоднократно с немного отличающимися подробностями, возникала дискуссия о виде рыбы: сельдь или скумбрия? По всей вероятности, это был отвлекающий маневр. Последующий обмен письмами показывает, что Верлен собирался с мужеством, чтобы предпринять то, что обычно называют трусливым выходом из положения. У него оставалось достаточно здравого смысла, чтобы осознать, что он был невероятно смущен.

Рембо умолял его остаться или, по крайней мере, оставить ему немного денег.

Верлен отказался и ушел, не взяв с собой чемодана.

В полдень из дока Святой Екатерины пароход должен был отплывать в Антверпен [459]. Рембо стоял на пристани, знаками призывая своего друга сойти на берег.

В полдень судно с Верленом на борту снялось с якоря и растворилось, как привидение, в желтом тумане.

Рембо в одиночестве побрел обратно к Грейт-Колледж-стрит. Одежду Верлена пришлось сдать в ломбард, это позволило Артюру продержаться еще несколько дней; но что потом? В пятницу после полудня он сел за стол в опустевшей комнате и написал письмо.

Это было самое старомодное произведение из когда-либо созданных Рембо. Небрежный почерк предполагает поспешную импровизацию, которая показывает, как легко он писал в стиле, традиционно называемом «поэтическим». Там не было жаргонных слов или ненормативной лексики. Ударные гласные – умиротворяющая имитация мелодичных элегий Верлена.

« Лондон, полдень пятницы

Вернись, вернись, дорогой, мой единственный друг, вернись. Клянусь тебе, я буду вести себя хорошо. […] Моя раздражительность – просто шутка, с которой я зашел слишком далеко, и теперь я даже не могу выразить, как в этом раскаиваюсь. […] Вот уже два дня я все время плачу. Возвращайся. Будь смелым, дорогой друг. Ничего еще не потеряно. Тебе нужно только повернуть обратно. Мы опять заживем здесь смело и спокойно. Я тебя умоляю. Для тебя же будет лучше. […]

Слушайся только своего доброго сердца.

Скажи скорее, ехать ли мне к тебе.

Твой на всю жизнь.

Рембо

[…] Если я никогда не увижу тебя снова, то вступлю в армию или во флот.

Ах, вернись! Мои слезы возвращаются каждый час».

Утром следующего дня, в субботу 5 июля 1873 года, Рембо почувствовал себя лучше. Доставили прощальную записку Верлена в кляксах от слез или пены. Она была озаглавлена «На борту»:

«Мой друг.

Не знаю, будешь ли ты еще в Лондоне, когда это послание дойдет до тебя, но я хочу сказать, что ты должен в глубине души понять, наконец , что я абсолютно должен был уехать и что эта жизнь с жестокостью и сценами , единственным смыслом которой было удовлетворение твоих прихотей, просто не может больше доканывать меня!

Единственное, поскольку я любил тебя чрезвычайно ( Honni soit qui mal y pense ) [460], что я также хотел бы подтвердить, что, если в течение трех дней я не вернусь к жене на идеальных условиях, я вышибу себе мозги. Три дня в отеле и rivolvita не дешевы из-за моей «скупости» в данный момент. Ты должен простить меня.

Если так proberly случится, и мне придется пройти через этот финальный акт идиотизма, я должен, по крайней мере, сделать это, как отважный идиот. Последняя моя мысль, мой друг, будет о тебе. […]

Тебе не хотелось бы, чтобы я обнял тебя, когда буду «играть в ящик»?

Твой бедный

Отношения по-прежнему представляли старое уравнение. Истеричный «ребенок» Верлен и практичый «взрослый» Рембо. Он ответил немедленно в отделение poste restante (до востребования) в Брюсселе, решительно настроившись внести дозу здравого смысла. В качестве дополнительного стимула он добавил угрозу:

«Дорогой друг, я получил твое письмо с пометкой «на борту». На этот раз ты не прав – очень не прав. Во-первых, нет ничего определенного в твоем письме: твоя жена либо приедет, либо она не придет ни через три месяца, ни через три года – кто знает?

Что же касается того, чтобы «сыграть в ящик», я тебя знаю. Пока ты будешь ждать свою жену и свою смерть, ты будешь метаться, беспокоя многих людей. Ты до сих пор не понял – ты, из всех людей! – что истерики были одинаково фиктивны с обеих сторон! Но именно ты, ты в итоге кончил неправильно, потому что даже после того, как я позвал тебя обратно, ты упорствовал в своем ложном чувстве. Ты думаешь, что жизнь будет более приятной с кем-то другим? Подумай об этом! Конечно нет!

Ты можешь быть свободным только со мной, и, поскольку я обещаю в будущем вести себя хорошо и глубоко сожалею о своем участии в неблаговидных поступках и поскольку я наконец все понял и нежно люблю тебя, если ты не вернешься или если не захочешь, чтобы я приехал к тебе, ты совершаешь преступление, и ты будешь жалеть об этом МНОГИЕ ДОЛГИЕ ГОДЫ, потеряв свою свободу и испытывая более жестокие проблемы , возможно, чем ты испытывал до сих пор. И когда ты будешь думать об этом, вспомни, каким ты был до нашего знакомства».

Верлен отметил смутную угрозу, но был не в том состоянии, чтобы им манипулировали. Он написал Матильде, сообщив, что он расстался с Рембо навсегда и покончит с собой, если она не приедет в Брюссель [461]. На следующий день убежденный, что она никогда не приедет, он все-таки решил не убивать себя. Он встретил приятеля, художника Огюста Муро, который и посоветовал ему отправиться в посольство Испании и вступить добровольцем в армию. Верлену пришло в голову, что это разумное решение [462].