Филипп Дженкинс - Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить

Что бы мы ни думали о его богословских взглядах, нам несложно увидеть в Нестории немало хорошего. Он был заносчив и нетерпимо относился к иным представлениям, в том числе христианским, и оказался никудышным политиком. Но мы можем восхищаться его непреклонностью: он не желал сдаваться даже в самых ужасных обстоятельствах. Ему было не так сложно это делать под защитой вооруженных воинов, но он остался таким же и в ссылке, когда уже потерял надежду на возвращение к прошлой жизни.

Рассказывают, как однажды императорский служащий сопровождал его на место ссылки в Египте. В какой-то момент Несторий попросил дать ему отдохнуть, но чиновник сказал: «Господь тоже уставал, когда ходил до шестого часа, а ведь он был Богом. Что ты на это скажешь?» Несторий ответил: «Две сотни епископов собрались, чтобы заставить меня признать, что Иисус есть Бог воплощенный, но я этого не сделал. Должен ли я теперь согласиться с тобой , что Бог уставал?» Быть может, служащий погрузился в молчание, размышляя над мучительным вопросом: уставал ли Бог? Соответствует ли это его природе? [246]

1. Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как Она по плоти родила Слово, сущее от Бога, ставшее плотью, да будет анафема.

2. Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един с своею плотью, то есть один и тот же есть Бог и вместе человек, – анафема.

3. Кто в едином Христе, после соединения (естеств), разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, то есть в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, – анафема.

4. Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные святыми ли о Христе или Им самим о Себе, относит раздельно к двум лицам или ипостасям и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Божия, а другие, как богоприличные, к одному только Слову Бога Отца, – анафема.

5. Кто дерзает называть Христа человеком богоносным, а не, лучше, Богом истинным, как Сына единого (со Отцом) по естеству, так как Слово стало плотью и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь, – анафема.

6. Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует, лучше, Его же Самого Богом и вместе человеком, так как, по Писаниям, Слово стало плотью, – анафема.

7. Кто говорит, что Иисус как человек был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного как существующий отдельно от Него, – анафема.

8. Кто дерзает говорить, что воспринятому (Богом) человеку должно поклоняться вместе с Богом Словом, должно его прославлять вместе с Ним и вместе называть Богом, как одного в другом (ибо так думать заставляет и постоянно прибавляемая частица συν – вместе с), а не чтит Еммануила единым поклонением и не воссылает Ему единого славословия, так как Слово стало плотью, – анафема.

9. Кто говорит, что единый Господь Иисус Христос прославлен Духом в том смысле, что пользовался чрез Него как бы чуждою силою и от Него получил силу побеждать нечистых духов и совершать в людях божественные знамения, а не почитает собственным Его Духом, чрез которого Он совершал чудеса, – анафема.

10. Божественное Писание говорит, что Христос был Первосвященником и ходатаем нашего исповедания, что Он принес Себя за нас в приятное благоухание Богу и Отцу. Итак, если кто говорит, что Первосвященником и ходатаем нашим был не сам Бог Слово, когда стал плотью и подобным нам человеком, а как бы другой и некто отличный от Него человек, происшедший от жены; или кто говорит, что Он принес Себя в приношение и за Самого Себя, а не за нас только одних, так как, не зная греха, Он не имел нужды в приношении (за Себя), – анафема.

11. Кто не исповедует плоть Господа животворящею и собственно принадлежащею Самому Слову Бога Отца, но принадлежащею как бы другому кому, отличному от Него, и соединенному с Ним по достоинству, то есть приобретшему только божественное (в себе) обитание, а не исповедует, как мы сказали, плоти Его животворящею, так как она стала собственною Слову, могущему все животворить, – анафема.

12. Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотью, распятым плотью, принявшим смерть плотью и, наконец, ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящ как Бог, – анафема.

ИСТОЧНИК: E. B. Pusey, preface to E. B. Pusey and P. E. Pusey, eds., St. Cyril of Alexandria: Five Tomes Against Nestorius (Oxford: James Parker, 1881), xi – xiii. [Русский перевод по: Святитель Кирилл Александрийский, «Двенадцать глав против тех, которые дерзают защищать мнения Нестория как правые» в кн.: Восточные отцы и учители Церкви V века . М.: Издательство МФТИ, 2000. С. 61–90.]

В августе 449 года в Эфесе произошло нечто вроде повторения предыдущего собора. Снова александрийский патриарх привез сюда своих сторонников, готовых громить ереси любыми доступными средствами. Снова здесь оказались победители и проигравшие. Константинопольский патриарх снова был низложен, а собор выдвинул новые богословские формулировки. Но с точки зрения его значения для будущего церкви этот собор был сборищем теней или призраков. Большинство историков церкви, которые с огромным почтением относятся, скажем, к предшествовавшему собранию в Никее, молчат о Втором Эфесском соборе. Несмотря на количество и славу собравшихся там епископов и на важные вопросы для обсуждения, Второй Эфесский – или «Разбойничий» – собор стал Собором, которого не было [247].

Второй Эфесский – или «Разбойничий» – собор стал Собором, которого не было

Но в тот момент всем казалось, что происходит почти революционное событие, которое основано на победах 431 года и решительно ведет христианский мир дальше. В тот момент влияние александрийцев на церковь было сильным, как никогда раньше. В те годы также казалось, что любые версии учения о двух природах скоро будут забыты по всей империи, как раньше было искоренено учение ариан. Это бы значило, что сама основа будущей христианской ортодоксии была бы осуждена как ересь.

В 440-х годах сменились ключевые фигуры из тех, кто участвовал в спорах вокруг Нестория. В Риме в 440 году папой стал Лев, а в Александрии в 444 году Кирилла сменил Диоскор. Однако в обоих случаях преемники долго учились у своих предшественников и хорошо помнили события недавнего прошлого. Как Кирилл сопровождал Феофила, когда в 403 году тот свергал Иоанна Златоуста, так Диоскор был свидетелем падения Нестория в 431 году. Подающий надежды юный клирик получил идеальную подготовку на рабочем месте: он мог наблюдать, как его учитель низвергает патриарха.