Бонансинга Джей - Ходячие мертвецы. Вторжение

– Будь я проклят, если это не наши бесстрашные разведчики вернулись в загон, – Боб Стуки – жирные локоны зачесаны с морщинистого лба назад, пестрая джинсовая рубашка промокла под мышками – поднял глаза от чашки кофе и увидел тонкий луч бледного света, который отражался от потолка тоннеля в пятидесяти футах от него. На поверхности время рассвета. – Пора бы.

– Слава богу, – произнесла Глория Пайн с другого конца шаткого деревянного стола, который прежде служил бобиной для кабеля, а теперь превратился в одну из многочисленных вещей, получивших новое предназначение в этом узком, выложенном кирпичом тоннеле. На Глории ее знаменитый козырек, украшенный выцветшей надписью «Я С ИДИОТОМ», надвинутый на седеющую голову. В углу рта пощелкивала, лопаясь, давно выдохшаяся жвачка.

Тоннель, загроможденный вещами, в длину тянул на половину городского квартала, возможно, чуть меньше. Пересекающие его коридоры с каждого конца были перегорожены ярко окрашенными цепями, чтобы подземные ходячие – которых Глория окрестила «кротами» – не запрудили жилое пространство. Некогда эту часть старой, еще довоенной подземной железной дороги Боб Стуки фактически в одиночку превратил в казармы и жилье для выживших обитателей Вудбери, штат Джорджия. Теперь здешний воздух пахнул одновременно разложением и раствором для дезинфекции, плесенью и свежезаваренным кофе. На потолке болтались лампы, питающиеся от двух генераторов на пропане, расположенных на поверхности над дальним концом лаза. Кабели питания змеились вниз меж сталактитов, подобно щупальцам осьминога.

Боб и Глория отодвинулись от стола и тихо, насколько это возможно, – чтобы не разбудить детей, – прокрались по направлению к главному входу. В зеркале, нацеленном на проем, Боб различил ногу Лилли и услышал, как хриплый голос произнес:

– Никогда не думала, что это скажу, но как же здорово сюда вернуться.

Лилли спустилась по скобам, вбитым в стену тоннеля.

– Какого черта вы так долго? – Боб осмотрел Лилли с ног до головы, поглядел на ее сумку, пояс с оружием, на грязные ботинки. Она выразительно взглянула на него в ответ.

– Не спрашивай.

– Лилли считает, что ходячие теперь стали сталкерами, – донесся голос Дэвида Штерна, пока он спускался сам, осторожно переставляя ноющие от ревматизма конечности. С кряхтением он встал на пол и погремел содержимым тяжелой сумки. – Она убеждена, что мертвые преследовали нас.

– Как славно, что вы оба вернулись! – эхом прозвучал голос Барбары Штерн. Богиня плодородия средних лет с буйными седыми локонами, в выцветшем гавайском платье с цветочным рисунком приблизилась к ним. Ее глаза сияли любовью и облегчением.

– Вы заставили нас волноваться до дурноты, если что.

– Ну не начинай, Бабс, – сказал Дэвид, его собственные глаза переполнились нежностью, когда он потянулся к ней. Жена схватила его и заключила в отчаянные объятия. Он обнял ее в ответ, оглаживая мягкие изгибы тела, пробормотал:

– Я злой и уставший и не в настроении слушать нравоучения.

– Вернулся домой секунду назад, а уже ноет, – Барбара прильнула к нему. – Посмотри на себя. У тебя пятна пота одно над другим, ни пятна свободного места.

– Я тоже тебя люблю, милая.

– Ходячие-сталкеры? – спросил Боб Стуки у Лилли с недоверчивой ухмылкой.

Лилли пожала плечами, выскользнула из ремней сумки, сбрасывая поклажу на пол тоннеля. Содержимое глухо лязгнуло.

– Что-то за нами шло. Если это были не ходячие… Я не знаю, что там было, черт побери, или почему они такие… как там это слово?

Дэвид подсказал с другой стороны тоннеля:

– Скрытные?

Лилли кивнула:

– Да, точно.

Боб изучил ее, ухмылка на его лице побледнела.

– Ты в порядке, Лилли, девочка?

– Да-а, в полном… Почему интересуешься?

Теперь Боб пожал плечами.

– Просто спрашиваю.

– Ну, я в порядке.

Боб посмотрел на остальных.

– Ладно, давайте дадим им немного передохнуть. Глория, не могла бы ты пойти поставить еще одну кастрюлю горячей воды? Эти ребята выглядят так, словно им не помешает немного кофе.

Они сидели в импровизированной «комнате отдыха», пили растворимый кофе и около часа обсуждали саму вероятность того, что ходячий может кого-то преследовать. Боб уверял Лилли, что у мертвых нет никаких тактических умений.

– У кусак интеллект улиток, – заявил он в какой-то момент, после чего Дэвид Штерн произнес с иронией:

– Ты оскорбляешь улиток.

Все хохотали, кроме Лилли. Боб чувствовал, что что-то не так, и думал, что знает, в чем дело.

Во время обсуждения Томми Дюпре – старший из детей – пошевелился в своем спальном мешке на другой стороне тоннеля. Он лежал среди баллонов с пропаном, ящиков с едой, складных кресел и связок электрических кабелей, что спускались по стенам, словно лианы. Стены над местом, где спал Томми, были оклеены вырезками и целыми страницами из разных журналов, спасенных из библиотеки Вудбери, отчего его «спальня» напоминала комнату подростка на подводной лодке.

Разбуженный звуком голоса Лилли, долговязый двенадцатилетка подскочил, босиком понесся к ее столу и обнял женщину с такой силой, что Дэвид Штерн даже громко спросил, не передавил ли он ей печень. Последние недели мальчишка сильно привязался к Лилли – его наставнице, его учительнице, его старшей сестре и, возможно – только возможно, к большой досаде самой Лилли, – к его приемной матери. По большей части причиной этого стал хаос, что унес жизни его родителей.

В конце концов взрослые закончили обсуждать поведение ходячих, и проснулись другие дети. Глория и Барбара начинали свой день, присматривая за полудюжиной ребят до одиннадцати лет, чтобы те исправно соблюдали ритуалы: мылись при помощи губок, ели овсянку быстрого приготовления, играли в карты и жаловались на запах в тоннелях. Дэвид ушел помочь Гарольду Стобачу перемотать один из генераторов, и Лилли осталась наедине с Бобом.

Боб пристально на нее посмотрел.

– Что-то не так, я вижу по твоим глазам.

Лилли потягивала свой кофе.

– Мы вышли, мы почти ничего не нашли, а потом за нами кто-то шел… Конец истории.

– Ты уверена, что это все?

Лилли посмотрела на него:

– Что ты хочешь, чтобы я сказала? Куда ты клонишь, Боб?

– Ты видела там что-то.

Она испустила страдальческий вздох.

– Боб, не продолжай.

– Просто будь со мной честна.

– Я всегда честна с тобой.

Секунду Боб глядел ей глаза в глаза. На его лбу, под напомаженными темными волосами, пролегли глубокие озабоченные морщины, а его собственные глаза окружила сеть «птичьих лапок». За его ворчливой, грубой внешностью бывшего армейского медика и бывшего алкоголика скрывалось мягкое сердце любящей матери-наседки.