Рэй Брэдбери - Отныне и вовек (сборник)

Наконец Рэдли осмелился высказаться:

– Ад, о котором вы вели речь… он и есть тот самый ад?

– Что тут скажешь, – ответил капитан, – ведь это явилась сама Смерть, чтобы свести старые счеты. Бог оценивает Себя на Земле в четыре миллиарда сил. Но это чудовище собирается нарушить порядок вещей. За какой-нибудь месяц эта тварь длиной в световой год взметнет Тихий океан и затопит все живое на Земле.

– Но наши ученые, сэр… – начал Рэдли.

– Слепцы! – проорал капитан. – Нет, хуже! Ибо даже слепой, как я, способен видеть! Ведь в прежних своих нашествиях Левиафан обходил нашу Землю за миллионы километров.

– А в этот раз, – настаивал Рэдли, – согласно расчетам, комета пройдет на расстоянии в шесть раз большем от Земли.

– Вы, умники, предвидите Выживание? А я предвижу Смерть! – проревел капитан. – Это будут наши похороны. Преображенный, переброшенный на новые орбиты, прикормленный далекими темными мирами, недоступными нашему наблюдению, и подгоняемый силами зла, Левиафан сейчас меняет курс, чтобы обречь нас всех на смерть. Разве никто этого не видит или всем все равно?

Стоя в шеренгах, мы беспокойно переминались с ноги на ногу. Речи капитана отдавали безумием, а между тем он был преисполнен силы и твердости.

– Если все, что вы сказали, – правда, нам следует быть начеку, – выговорил наконец Рэдли.

– Так точно! – гаркнули мы как один.

– Вот доказательства, Рэдли, – сказал капитан. – Здесь все мои выкладки. – Он достал из кармана кителя диск и протянул его на голос Рэдли. – Введите их в компьютер как можно быстрее: призовите на помощь все свои способности и Божий промысел.

– Я сам возьмусь за ваши графики, сэр, – хмуро заверил Рэдли.

– Поспеши, – приказал капитан. – Обработай, изучи – и увидишь.

Рэдли покрутил диск в руках.

– Ибо здесь ты найдешь Страшный суд, – продолжал капитан. – Но коли случится тебе найти безмятежность, желанный покой и приятные путешествия, дружище… коли найдешь чистые небеса и зеленые райские кущи, подтверди это изящными расчетами! Поиграй на компьютере. Если заключительным аккордом будет радость, я приму ее и распоряжусь повернуть назад, к пастбищам, где резвятся конские табуны; отдам такой приказ без тени сожаления.

– Уговор дороже денег, сэр.

– Где твоя рука? – спросил капитан, протягивая свою руку.

– Вот она, сэр.

Капитан сжал ему руку:

– А теперь, дружище, займись делом. Мы с тобой ударили по рукам. Поддержат ли нас остальные сердцем и душой?

– Поддержим! – раздались наши голоса.

– Всем, чем сможем! – добавил я.

– Мы – за! – неслось из строя.

Не отпуская руки Рэдли и впечатывая в его ладонь диск, капитан прокричал последнюю клятву:

– Раны Христовы да поглотят комету! Благодарствую за эти сладостные звуки. Команда! Наш долг свят. Не будет людей более великих, чем вы, в истории человечества, хотя пески времени вечно бегут в часах, огромных, как берег Творения в далеком Центавре! Спасем же нашу Землю! Навигаторы, по местам! Помните: Левиафан – это длинный белый гнойный рубец на теле космоса, свет, что гасит свет. Исцеление – в наших руках. Проверьте системы слежения. Первый, кто засечет комету, получит двойное жалованье за этот рейс! Вольно. Разойдись!

Все ринулись на свои места – все, только не Квелл. Почувствовав, что мой друг медлит, я обернулся и увидел, что Квелл глазеет на капитана, будто узрел в нем кошмар своей жизни. Рэдли, тоже заметивший эту сцену, остался молча стоять рядом с капитаном.

Капитан, словно почувствовав это молчаливое напряжение, сказал:

– Свободен, Рэдли.

– Есть, сэр.

Рэдли повернулся и вышел.

– Измаил? – внезапно обратился ко мне капитан. – Свободен.

– Есть, сэр!

Я отдал честь под его невидящим взглядом и зашагал прочь, но остановился, чтобы еще раз посмотреть на капитана и Квелла.

От капитана не укрылось, что Квелл подходит все ближе и ближе. А Квелл между тем не поднимал глаз. Капитан потянулся пальцами к его странной зеленоватой физиономии. И вдруг отдернул руку, словно обжегся. Вслед за тем он развернулся и поспешил к выходу из главного отсека; пропустив его, дверь с шепотом закрылась.

Последовала долгая пауза – по лицу Квелла мелькали тени его собственного будущего. Видеть такое было невыносимо.

А потом я услышал голоса членов экипажа, доносившиеся отовсюду, раз за разом.

– Комета «Франциск-двенадцать».

– Комета Галлея.

– Комета «Папа Иннокентий Третий».

– Комета «Великая Индия – восемьдесят восемь».

– Комета Алкивиада.

На огромном звездном экране я наблюдал бесконечное шествие комет, метеоров и звездных кластеров, зависающих в темноте.

– А что такое комета? – услышал я собственный голос. – Нет, правда, кто может знать? – ответил я сам себе. – Испарения Вселенной. Сгусток желчи Творца нашего. Квелл?

Мысли Квелла коснулись моего сознания.

– У меня на родине такие кометы называют паломницами, летучими странницами, голодайками. Соображаешь? В нашей истории столько же романтической чепухи, сколько и в вашей.

– В таком случае, – начал я, – у капитана свои причины искать комету, а у нас свои. Хорошее дело – загадка.

– Загадка, – повторил Квелл. – Пойдем-ка на боковую. Может, увидим сон, а в этом сне найдем и разгадку. Загадка. Загадка.

Посреди ночи я сквозь сон услышал какое-то шевеление. Квелл. Я почувствовал движения его разума у себя в мозгу, а потом уловил призыв: «Восстаньте и слушайте».

А вслед за тем прозвучало имя – и не только у меня в голове. Квелл произнес по слогам: «И-ли-я».

– Квелл, – позвал я шепотом.

Что совсем удивительно – голос, который я услышал посреди ночи, не принадлежал Квеллу: это был голос в его голове. Вызванный из прошлого голос Илии.

– Внемлющий да услышит! – В последний раз этот голос взывал ко мне на Земле – в церкви при космодроме. – Наступит такой миг, когда на борту этого корабля, в дальнем космосе, вы увидите землю, но земли не будет; застанете время, когда времени не будет – когда древние цари обрастут новой плотью и вернутся на свои престолы.

– Что это? – неслось из другого отсека, дальше по коридору.

– Да заткните же его, пусть умолкнет! – орал кто-то другой.

– Нет-нет, подождите, – зашептал я.

И Квелл продолжил голосом Илии:

– Тогда, вот тогда и корабль, и капитан, и команда – все, все погибнут. Все, кроме одного.

– Все? – переспросил кто-то.

– Кроме одного, – ответили ему.

– Все погибнут, – закончил Квелл не своим голосом.

После этого он молча вытянулся на койке и заснул.

Я перевернулся на другой бок, но сон как рукой сняло; меня не покидало ощущение, что вся команда лежала без сна до самого рассвета.

Часы в каждом кубрике тикали, напоминая о времени; наконец, вместо восхода солнца перед нашим мысленным взором появился ореол кометы в призрачной дымке, зависшей над койкой капитана, который оплакивал во сне собственную смерть.