Блейк Крауч - Беглецы. Неземное сияние

– А мне нравятся бургеры с сыром. Со всем уважением.

– Проклятье, да! Смотри, еще один выполз!

Послышались две автоматные очереди.

– Ладно, парни, кто будет делать зачистку? – спросил после этого кто-то из военных.

Небо быстро темнело, стоны практически прекратились, и до Джека доносилось лишь слабое прерывистое дыхание еще живых пленников.

– Натан, Мэтт, Джонс и Крис, – скомандовал еще один голос.

– Ну, начнем, парни, пока совсем не стемнело, – ответил ему другой. – Господи, следующей весной здесь вырастет роскошная зеленая трава!

После этого Джек услышал, как солдаты уходят. Их голоса удалялись, но в котловане кто-то продолжал шевелиться.

Когда одно из тел над Колклу начало дергаться, со стороны дальнего конца котлована послышался шум, который постепенно приближался.

В котлован спустился один из солдат. В руках он держал цепную пилу с трехфутовой шиной, и на нем был надет белый виниловый фартук и шлем с плексигласовым щитком. Он двинулся вдоль верхнего слоя тел, пуская в ход пилу всякий раз, когда видел какое-то движение.

Джек старался лежать неподвижно, игнорируя боль в плече.

Человек над ним вдруг сел, и в тусклом свете Джек увидел длинные черные волосы, спадавшие на спину. Это была женщина, и она плакала. Колклу протянул руку, чтобы уложить ее назад, но солдат с пилой уже находился недалеко: он заметил ее и направился в ее сторону, лавируя между телами.

Джек услышал слабый крик, и солдат взмахнул огромной пилой. Женщина упала на Колклу, на него хлынула кровь, и он начал задыхаться, но остался лежать неподвижно, а солдат с пилой двинулся дальше.

– Джонс, ты только посмотри на этого типа! – воскликнул этот военный, отойдя на несколько шагов. – Он даже не ранен, в него не попало ни одной пули. И прикидывается мертвым, ублюдок!

Дважды взвыла цепная пила, и в течение нескольких секунд не стихал самый ужасный крик из всех, что Джеку доводилось слышать. Затем пила смолкла.

Солдаты проверяли котлован еще минут десять. Периодически пила снова включалась, а потом все стихло, и голоса начали удаляться.

Колклу еще долго лежал неподвижно. Покрывавшая его кровь стала липкой и холодной, а из открытой могилы больше не доносилось ни звука.

Его плечо пульсировало от боли.

Тучи над головой потемнели, и небо стало почти черным.

Джек оттолкнул в сторону лежавшее на нем обезглавленное тело и сел.

На некотором расстоянии от котлована, в той стороне, где находились палатки, пылал костер, вокруг которого собралось пятьдесят или шестьдесят человек, чей смех и голоса разносились над полем.

Джек стал выбираться из-под тел. Несколько человек еще дышали, когда он полз через них, а один просил о помощи. Боль в плече была такой сильной, что Колклу не мог опираться на правую руку, но ему все же удалось добраться до края котлована и травы.

Он продолжал ползти на животе через поля в диковинном сером сумраке ночи и сумел удалиться от котлована на сотню ярдов, когда силы его оставили. До деревьев было еще четверть мили, но Джек никак не мог восстановить дыхание. Он лежал на боку и смотрел на пылающий костер, солдат вокруг него и отблески пламени на их черных кожаных сапогах.

Потом Джек пополз дальше.

Через двадцать минут он добрался до деревьев, преодолел еще десять футов и остановился. Его вырвало, хотя за весь день он выпил лишь глоток воды в трейлере.

После этого Колклу заполз под ближайшую ель с низко нависшими ветвями, и теперь его скрывала почти полная лесная темнота.

Он прикоснулся к правому плечу. Оно было горячим, и Джек почувствовал боль, но это ранение оказалось не таким неприятным, как предыдущее, полученное в левое плечо. Он не видел рану, но сумел нащупать входное отверстие – лоскут обожженной кожи.

Несмотря на боль, Джеку казалось, что он парит вне собственного тела, словно между тем, что произошло в котловане, и его эмоциональной связью со страшными событиями стоит какой-то фильтр. Он чувствовал себя так, словно отошел в сторону на шаг и со стороны наблюдал за самим собой, слушавшим голоса солдат, а потом за собой, лежавшим на боку, на влажной земле, прижимавшимся спиной к стволу дерева. Также со стороны он наблюдал за собственными глазами, в то время как опустошение, явившее себя в этот день, сидело на корточках у его головы с терпением каменной горгульи, дожидающейся возможности раздавить его.

В какой-то момент, ночью, Джека разбудил звук, доносившийся со стороны поля, и он не сразу сообразил, что это работает двигатель бульдозера. Сквозь ветви ели Колклу видел свет над кабиной, освещавший котлован, и ковш, из которого в могилу сыпалась земля.

Джек закрыл глаза, но ему не давал заснуть другой звук – словно где-то трещат ветви деревьев во время ледяной бури. Однако он так устал, что уже почти погрузился в сон и только в самый последний момент понял, что означают новые звуки. Это ломались человеческие кости под тяжестью бульдозера.

Джека разбудили спазмы в желудке и ослепительно яркое солнце, пробивавшееся сквозь ветки елей. Он выполз из-под дерева. Голова у него кружилась, а тело ломило от боли, и он подумал, что ночью наверняка потерял много крови.

Однако сейчас изуродованный безымянный палец левой руки болел у него больше, чем правое плечо.

На лугу собрались множество солдат, и многие находились гораздо ближе к Джеку, чем ему бы хотелось. Он увидел, что некоторых военных сопровождают собаки.

Колклу с трудом поднялся на ноги и направился дальше в лес. Двигался он медленно, совершенно потеряв чувство направления. Ему казалось, что густой еловый лес не имеет конца или начала.

К полудню он ни разу не пересек дороги, не заметил никаких признаков цивилизации, а когда начало темнеть, местность стала подниматься, и вскоре Джек оказался на довольно крутом склоне заросшего лесом холма. Он сел. Его била дрожь, и теперь силы покинули его окончательно.

Джек проснулся от того, что замерз, как никогда прежде, и увидел, что его одежду покрывает слой льда. Он тоскливо смотрел, как солнечные лучи мучительно медленно приближаются к тому месту, где он лежал.

Когда через два часа солнце наконец добралось до него, мужчина закрыл глаза, обратил лицо к ослепительному свету, отдавшись его теплу, и вскоре перестал дрожать. Лед на его одежде растаял. Он сел, посмотрел на склон и начал подниматься вверх.

Каким-то образом Джек сумел забраться по склону. На четвереньках. Это длилось долгие часы, и порой Колклу вообще не осознавал, что делает и где находится. Но при этом он полз. Все время вверх. Бесконечно.

Сильно позже полудня Джек лежал на заросшем тополями склоне. Если бы кто-то сказал ему, что он поднимался целый год, Джек поверил бы в это. Он перестал контролировать собственные мысли. Жажда разрушала его разум, и он подумал, что если не поднимется на ноги в ближайшие несколько секунд, то не встанет уже никогда. Еще немного, и ему будет все равно.