Стефан Петручо - Дэдпул. Лапы

– Я убью тебя! Убью тебя!

Но потом всё меняется. Это я тот нелепый карапуз, который молотит противника кулачками, – только бью я не себя, а Халка. И он не смеётся. И во всём этом вообще нет ничего смешного. У меня всё болит: рёбра треснули, бедро сломано, кровь так и брызжет – полный джентльменский набор, в общем.

Халк поднимает меня над головой и замахивается:

– ТЫ ОБИЖАТЬ ЩЕНКА!

Хотя перед глазами у меня расходятся круги, у меня появляется интересная мысль. Я ведь встречал всех во вселенной «Марвел», а значит, и Халка тоже.

– Халк, послушай! Ты меня помнишь?

Он на секунду задумывается. Когда он думает, он становится милым. Нет, не так: становится немного милее.

– ДЭДПУЛ ОБИДЕТЬ ЩЕНОЧКА! ХАЛК КРУШИТЬ!

– Дэдпул – совершенно верно! Я Дэдпул. А значит, что ты со мной ни делай, я всё равно восстановлюсь. Меня ты не сокрушишь. Уж точно не навсегда.

Это его озадачивает.

– ХАЛК НЕ МОЧЬ КРУШИТЬ?

Он меня роняет.

– Ай! Да, верно. Так к чему тогда это всё?

Он прищуривается. Понижает голос.

– Халк не мочь крушить.

Наступает на меня – просто на всякий случай.

– Ай-яй-яй! Видишь? Я… всё ещё здесь.

– Не мочь крушить. Не мочь крушить. Что Халк делать? – он чешет в затылке. – Не крушить… Не крушить…

– Ты можешь, например… выслушать меня.

У него загораются глаза. Уверен, он щёлкнул бы пальцами, если бы мог, потому что на него снизошло озарение.

– ХАЛК СИДЕТЬ!

– Нет! Я не это… Подожди…

Я бы отполз, если бы мог, но я и шевельнуться не успеваю – огромный зелёный зад и вся остальная двухтонная туша обрушивается на то, что от меня осталось.

– А-а-а! Нет! Не-е-е-е-ет!

– Халк сидеть, пока ты не обещать, что не обижать щенка!

Возможно, стоит как-то прокомментировать тот факт, что он больше меня не бьёт, но я не знаю, что сказать. Надеюсь, что этот громила не ел сегодня на завтрак чимичангу. Я смотрю снизу вверх на его самодовольную зелёную физиономию.

– Халк… слушай… я не хочу обижать никаких собак, но некоторые из них могут оказаться монстрами.

Он склоняет голову:

– Собаки-монстры?

– Именно. А монстры могут обидеть людей.

– Обидеть людей?

– В точности! Халк, ты такой умный! Всё понимаешь с полуслова. Очень хорошо. Так вот, если монстр может причинить людям вред, значит, я могу причинить вред этому монстру, чтобы он не трогал людей, правильно? Так же как и ты причинил мне вред – да ещё какой, – потому что думал, будто я обижаю щеночков.

Он морщит лоб и поджимает губы.

– Разве я не прав, Халк?

Но потом он сжимает кулаки и ёрзает на месте, и у меня трескается ещё несколько рёбер.

– ЩЕНОЧЕК НЕ МОНСТР, ЩЕНОЧЕК – ЩЕНОЧЕК! Халк сидеть, пока Дэдпул не обещать, что он не обижать щеночков!

Это продолжается уже довольно долго. Я начинаю задумываться, где агенты Щ.И.Т. а или, на крайний случай, полиция и скорая помощь. Возможно, они издалека наблюдают за нами и надрывают животики от смеха.

Но мистер Пушистик по-прежнему со мной. Этот миляга даже пытается вытащить меня из-под Халка. Кажется, будто этот пёс – мой единственный друг, а ведь мы знакомы меньше часа.

Мы, люди, вечно наживаем себе кучу проблем. Вы только посмотрите, сколько времени ушло, прежде чем я понял, что можно просто соврать этому огромному зелёному болвану.

– Хорошо, Халк! Будь по-твоему! Я обещаю не обижать ни одного щеночка до конца своих дней. Мамой клянусь!

Он с подозрением косится на меня, но встаёт. Вместе с ним в воздух поднимается моя правая рука. Я пугаюсь было, что она застряла у него в заднице, но она тут же высвобождается. На меня больше не давит огромная масса, и размазанные по асфальту кусочки Дэдпула, всхлипнув, встают по местам. Исцеление займёт какое-то время, но оно уже началось.

Верный мистер Пушистик виляет хвостом и весело тявкает.

Что, конечно, не остаётся без внимания зелёного громилы.

– Щеночек! Халк хотеть щеночка!

Среднестатистическая собака понимает 165 слов. Судя по испуганному выражению мордочки, Пушистик сообразил, к чему клонит Халк.

– Не уверен, что это хорошая…

– ХАЛК НЕ ОБИЖАТЬ ЩЕНОЧКА! ХАЛК ХОТЕТЬ СВОЮ СОБАЧКУ!

Вряд ли кто-то из нас может ему помешать. Зелёный великан поднимает щенка в воздух, словно лохматую виноградную гроздь. Мистер Пушистик сжимается. Я пытаюсь показать ему глазами, что прошу прощения – ими, в отличие от остального тела, я ещё могу двигать, – а потом остаётся только затаить дыхание и ждать.

Халк гладит лабрадора по голове:

– Хороший щеночек! Мягкий щеночек!

Ну что, пока всё не так плохо. Неловко, словно гигантский младенец, Халк гладит щенка по шёрстке. Может быть, это успокоит громилу и вернёт его в человеческую форму.

Вот только он слишком увлёкся. Он гладит щенка всё сильнее и сильнее.

– Халк тебя тискать, и тискать, и тискать, и тискать.

– Тише! Осторожно! Ты же не хочешь…

Ой-ой.

– Щеночек? – Халк, широко раскрыв глаза, смотрит на застывшую зверушку у себя на ладони. – Почему щеночек не двигаться?

Он поворачивается ко мне. Его зелёные губы дрожат.

– Почему щеночек не двигаться?

Как бы ему это объяснить?

– Э-э-э…

Халк тыкает мистера Пушистика пальцем:

– Просыпайся, щеночек! Не надо… не надо…

В глазах у Халка стоят слёзы. Он кладёт бездыханного Пушистика на землю рядом со мной.

– Халк не хотеть. Халк не плохой.

Никогда раньше не слышал, как Халк плачет. Это… довольно дико.

Он отпрыгивает в сторону с криком:

– ХАЛК НЕ ПЛОХОЙ! ХАЛК НЕ ПЛОХОЙ!

И уносится прочь, прыжок за прыжком, пока треск ломающегося асфальта не стихает в отдалении.

МИСТЕР ПУШИСТИК!Мы едва тебя знали. Увы. Никаких признаков Щ.И.Т. а по-прежнему не видать, однако зелёная угроза миновала, а рабочий день набирает обороты, и в городе мало-помалу воцаряется привычная суета. Мимо проходят всё больше и больше людей. Конечно, они на меня таращатся. Просто не могут удержаться.

Говорят, что жители Нью-Йорка недружелюбны, но это неправда. Вечно торопятся? О да. Наглые? Конечно. И да, поймать такси тут не каждый сможет – это отдельная наука. Но стоит спросить дорогу, и тебе всякий поможет. Просто говори по существу и формулируй свои дурацкие вопросы как можно чётче. Времени в обрез!

Толпа зевак, которая постепенно собирается вокруг меня, ясно даёт понять, почему Америку называют плавильным котлом. Белые и чёрные, латиносы и азиаты, мужчины и женщины, старые и молодые, рабочие и начальники, родители-одиночки и однополые пары – все они, наплевав на различия, теснятся вокруг меня, распихивая друг друга, чтобы получше всё разглядеть.

Невдалеке у порога дома притулились двое бездомных. Одежда у них серая, кожа тоже серая, под стать улице, и никто даже не смотрит в их сторону. Действительно, что тут такого? А вот парень в чёрно-красном костюме, крепко отметеленный, рядом с мёртвым щенком лабрадора – это что-то новенькое.