Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения

– По-твоему, лучше иметь дело с полицейскими? Они же считают, что по ним палил я!

– Уж поверь: лучше иметь дело с полицейскими.

– Они сперва выстрелят, а потом станут разбираться.

Она чертыхнулась в сердцах.

– Если пойдешь за мной, залезешь в такое, что в страшном сне не приснится!

– Я рискну.

– Тогда закрой дверь, пока нас не прищучили!

– Думаешь, они видели, как мы лезем сюда? – спросил он, исполняя требование.

– Не знаю. – Ее голос звучал слабо, дыхание было неровным, прерывистым. – Они захотят узнать, куда мы подевались. Осмотрят каждый дюйм тоннеля и обязательно найдут дверь.

– Надеюсь, на этот случай у тебя есть запасной выход?

– Я тоже надеюсь.

Теперь они шли по тоннелю гораздо у́же предыдущего и без рельсов. Да и не поместился бы в него поезд. В этом тоннеле Флойд даже не мог выпрямиться, и хотя шагал пригнувшись, то и дело цеплялся макушкой за грубо отесанный потолок. Ожье двигалась впереди, поминутно останавливаясь, чтобы собраться с силами.

– Нам повезло, – сказала она. – Дети уже не очень хорошо видят в темноте. С возрастом их зрение деградирует.

– А насколько они стары?

– Здесь находятся по меньшей мере двадцать три года. А может, и больше. И дряхлеют с каждым днем.

– Что-то мне подсказывает: ты готова многое рассказать.

– Еще минута, Флойд, и получишь все ответы. Я уже говорила, что вряд ли они тебе понравятся.

Впереди забрезжило слабое сияние, не разогнав темноту, но смягчив ее, – так сереет небо перед рассветом. Голоса преследователей раздавались совсем близко, похоже, они стояли по другую сторону двери. Ожье была права: полицейские быстро найдут лазейку, особенно если считают, что идут за убийцами.

– Так кто же послал этих детей? На кого они работают?

– Не могу сказать, меня насчет них не инструктировали. Послали с элементарным заданием – добыть бумаги, оставленные Сьюзен Уайт. Никто не предупредил меня о возможных осложнениях.

– Но ведь они знали, что осложнения будут?

– Мое начальство? Ну да. Очень похоже, что оно знало гораздо больше, чем рассказало мне.

– Ожье, мне кажется, тебя сдали с потрохами.

– Я думаю почти так же.

– Так, давай рассказывай, кто ты и кто твои начальники? Поскольку они не были откровенны с тобой, ты им ничего не должна.

– Если бы они были откровенны, я бы сюда не отправилась ни за что.

Флойд и Ожье подошли к источнику света. В стене тоннеля высилась дверь, огромная, толстая, круглая, похожая на танковый люк. Она была приоткрыта, и свет просачивался сквозь щель. Он подрагивал, будто отраженный от воды.

– Плохо, – отметила Ожье. – Дверь должна быть закрыта.

– А что с твоими друзьями?

– Я надеялась, что они уже прибыли и ждут меня, хотя бы пара человек. До прошлой пятницы здесь базировалась целая команда. В тоннель проникли дети – по своей собственной шахте. Они убили двух моих коллег, Бартона и Авелинга. Скелсгард ранили, но она теперь в порядке. Я ее отправила, попросив выслать подкрепление. Когда я уходила, мне пришлось оставить дверь открытой, ведь с другой стороны не было никого, кто мог бы ее закрыть.

– И когда, по твоим расчетам, должна была на выручку прискакать кавалерия?

– Минимум через шестьдесят часов после отъезда Скелсгард. То есть около полуночи – но отправка помощи могла задержаться. Если бы кто-нибудь прибыл, он бы закрыл дверь с той стороны.

– Может, мы поймем, что случилось, если войдем в нее.

– То, что за ней, тебе не понравится, – предупредила Ожье.

– Я уже весь в этой игре. Идем.

Они приоткрыли дверь достаточно, чтобы протиснуться. Флойд помог Ожье перешагнуть через каммингс и ступил следом, щурясь от непривычного переменчивого света, заполняющего комнату.

– Помоги закрыть дверь, – попросила Ожье.

Они вместе толкнули массивную конструкцию, затем Флойд закрутил до отказа штурвал замка.

– Это их задержит, – пообещала Ожье. – Придется тащить оборудование для резки металла.

– Рано или поздно они пробьются.

– Да, но нужно продержаться лишь дня три, до прибытия людей, которые тебя выручат. Воду и еду найдешь в соседнем помещении.

– Что за помещение?

Комната, в которой они находились, размерами не превышала гараж на одну машину. Стены были грубо вытесаны из темного поблескивающего камня, пол – исцарапанный металл. Вокруг стен несколько шкафов и верстаков, на них устройства, в которых Флойд узнал оборудование для радиостанции. Приборов было много, причем соединенных причудливым образом, – но выглядело все вполне обыкновенно, никаких суперсовременных шпионских штучек. Единственной диковиной в комнате, и притом очень странной, было то ли зеркало, то ли экран на дальней стене. Высотой в человеческий рост, оно давало свет, казалось совершенно плоским, но создавало головокружительное ощущение скрытой глубины, постоянно меняющейся перспективы. Его обрамляла тяжелая рама, плавно переходящая в стену. Рама была сделана из полупрозрачного материала, похожего на темный мед, с мерцанием в глубине, будто там прятался таинственный механизм.

Ничего подобного Флойд в жизни не видел.

– Это комната цензора, – пояснила Ожье, отдирая набухшие обрывки Флойдова пиджака, служившие бинтом, и перевязываясь заново, потуже. – Здесь есть аптечки, но по ту сторону цензора выбор гораздо лучше.

– По ту сторону чего?

– Вон той штуки. – Она указала на источник дрожащего света. – Мы называем его цензором. На самом деле это вроде таможенного контроля: одно пропускает, другое – нет. Думаю, на той стороне нам будет нечего опасаться.

– Рассказывай дальше, пожалуйста, – попросил он, завороженно глядя на движущуюся, пульсирующую поверхность.

– По какому принципу он разделяет позволенное и запрещенное, нам неизвестно.

Флойд подумал, что это звучит не слишком ободряюще.

– Но строг он главным образом к тому, что отправляется в Париж. Из Парижа до сих пор все проходило беспрепятственно.

– Ты говоришь так, будто не представляешь, как работает это устройство.

– Никто из нас не представляет ни принципов его работы, ни его возраста.

– Слишком все это странно для меня.

– Тогда возвращайся и вступай в переговоры с полицией. Кстати, я не уверена в том, что он тебя пропустит.

– А тебя пропустит?

– Да. Я проходила сквозь него уже трижды, и без всякого вреда. Но мы разные. Что можно мне, не обязательно можно и тебе.

– И насколько же мы разные?

– Больше, чем ты можешь представить. Но есть лишь один способ убедиться, пропустит или нет. Я пойду первой и подожду тебя на другой стороне. Если ты не появишься через минуту-две, я…

Ожье внезапно умолкла.

– И что тогда?

– Трудно сказать. Мы никогда не видели, чтобы цензор не пропускал живое. Я не знаю, что произойдет, если вдруг он решит не пропустить тебя. – Ожье передернуло. – Это может быть… э-э… неприятным. Крайне. Нашим попыткам доставить с той стороны машины, оружие, средства коммуникации и прочее в этом роде цензор, как правило, препятствовал.