Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения

Она умолкла. Нет нужды озвучивать очевидное.

– Боюсь, такой роскоши нам судьба не даст. Невозможно предсказать, как фронт аннигиляционного взрыва будет распространяться по тоннелю. Понятно, что очень быстро, не останется времени порадоваться успеху. Зато не придется мучиться.

Не надо было напоминать Ожье, что успех автоматически означает смертный приговор. Она попыталась забыть об этом, отодвинуть в дальний угол сознания, но мысль упорно возвращалась, назойливо толкалась в рассудке.

– А вы что-нибудь почувствуете? – спросил Флойд у Тунгуски.

– Успею испугаться. Когда фронт разрыва коснется корабля, информация от датчиков на корпусе мгновенно достигнет мозга капитана.

– Ты успеешь подумать? – спросила Ожье, беря Флойда за руку и крепко сжимая. – Успеешь найти хоть толику утешения в том, что твоя жертва оказалась не напрасной?

– Возможно, – улыбнулся Тунгуска. – Чтобы утешить себя, много времени не нужно.

– Не уверена, что я тебе позавидую, – произнесла Ожье.

– А чему тут завидовать? Я мог бы прервать связь между моими невральными машинами и корпусными датчиками, но едва ли хватит духу. – Он вдруг с тревогой посмотрел на дисплей.

– Проблемы? – спросила Ожье.

– В пределах ожидаемого, – пробормотал он. – Телеметрия всех ракет заглохла полностью.

– Им что, конец? – осведомился Флойд.

– Нет. Просто данные, которые они пытаются послать нам, не достигают адресата. И наши сигналы не проходят к ним. Думаю, ракеты переключились на автономный режим.

– Как ни крути, лучше знать, где они и чем занимаются, – проговорил Флойд.

– Это верно, – согласился Тунгуска.

Затем он положил свою ладонь поверх сцепленных рук Ожье и Флойда, и все трое умолкли, дожидаясь, когда что-нибудь произойдет – или перестанет происходить.

Но как раз тишины Ожье не хотела ничуть. Тишина оставляет пустоту в голове, и туда обязательно пролезут мысли, только и дожидающиеся, когда ты останешься наедине с ними. Ожье хотела нормального человеческого общения: разговора о пустяках, шуток, сплетен. И ненавидела мысли о сокрушительной волне испепеляющего света, возможно прямо сейчас летящей к ним быстрее, чем любой сигнал, способный предупредить о ней. Быстрее любой вести об успехе. Давно ли стартовали ракеты? Минуты назад? Или часы? Всякое чувство времени исчезло без следа. А когда Ожье попыталась заговорить, слова показались пустыми, нелепыми, неуместными. Когда жизнь вот-вот закончится в одно яростное мгновение, невозможно найти сообразные ему слова. Лучше уж молчать. В молчании есть горделивое достоинство.

Она посмотрела на мужчин и поняла, что каждый самостоятельно пришел к таким же мыслям. И, будто читая в умах друг у друга, все трое крепче взялись за руки.

Внезапно на дисплей выскочило сообщение. На мгновение в мозгу Ожье вспыхнуло: все, ракета нашла цель. А в другое мгновение родилась мысль: корабль заметил приближающуюся огненную смерть…

Но голоса в голове запоздало пояснили: нет никакой огненной смерти, происходит нечто другое.

Секунда, щелчок перевозбужденного сознания – и понимание: корабль выполняет крутой маневр уклонения. Ожье успела почувствовать, как тяжелеет тело, как опасно ее клонит в сторону, – и платье превратилось в защитный кокон, а вся обстановка рубки – в амортизирующую оболочку.

Затем был жуткий момент, когда корабельная техника пропихнула в горло Ожье дыхательный аппарат.

Она успела подумать, что не так уж неприятно, когда тебя приводят в беспомощное состояние.

Тихо отключилось сознание.

Затем в мозг просочилась информация. Машины Кассандры общались с машинами Тунгуски и с кораблем.

Оказывается, одна из выпущенных ракет нацелилась на родной корабль. Странные пространственные свойства тоннеля запутали навигационную систему оружия, а снующие во все стороны отражения посланных сигналов заглушили сигналы корабля, означающие, что перед ракетой свой, а не чужой. Уже не осталось времени нацелить пучковое оружие. Корабль изменил себя, изогнулся, пропуская ракету в самый последний момент, как опытный дуэлянт, избегающий смертельного укола. Когда та проскользнула в тоннель за кораблем, команда самодетонации, грызшая крошечный мозг оружия, сработала на полную мощность.

Взрыв исказил локальную геометрию тоннеля, во все стороны побежали волны сжатия и разрежения. Отразившись от стен, на корабль хлынул поток гамма-квантов, пронизывающих и броню стен, и мягкую плоть экипажа.

Ощущая опасность, корабль не выпустил людей из защитных амортизирующих оболочек, притом отчаянно, всеми доступными сенсорами и локаторами стараясь заглянуть вперед, ухватить хотя бы клочок информации о состоянии тоннеля. Эхо разрыва полностью ослепило акустический локатор, по крайней мере на время. Корабль переключился на вспомогательные системы, которыми никогда бы не воспользовался в обычном полете: нейтринные лазеры, широкополосные электромагнитные излучатели просигналили в яркую разверстую пасть гиперпрохода.

И обнаружили еще две ракеты, летящие навстречу, ищущие цель.

Сигналы самодетонации включились на полную мощность. Изготовившееся к стрельбе пучковое оружие поймало цели – на случай, если команды не подействуют.

На первую подействовало – она вспыхнула разрывом, чья зона поражения была искусственно уменьшена предохранителями ракеты. Но вторая приказ проигнорировала и лишь ускорилась, выходя на убийственную финальную прямую. Корабль дернулся, изогнулся, деформировался до пределов прочности. В мозгу Ожье завопили голоса, донося о необратимых повреждениях. Судно еще могло выдержать урон, но ресурс восстановления был невелик.

Пучковые пушки резко развернулись и успели поймать шальную ракету. Пораженная, она сдетонировала в двух километрах. Предохранители не сработали, и получился полномасштабный взрыв.

Корабль влетел в огненный шар и завыл, корчась в кибернетической агонии.

Затем все стихло.

А у Ожье родилось невнятное подозрение. Не успело оно оформиться в связную мысль, как Тунгуска подтвердил:

– Да, мы выпустили шесть ракет. Три вернулись, три еще в пути.

В голове молниеносно сформулировался вопрос. Интересно, это мысли ее, Ожье, или подсказывает Кассандра?

– Сколько еще близких разрывов мы сможем выдержать?

– Ни одного.

В течение следующих пяти минут вернулись две ракеты. Первая чуть ковыляла, поврежденная ударом о стену. Пушки взяли ее на прицел на пределе досягаемости, в шестидесяти километрах, и расстреляли.

Вторая поддалась команде на самоуничтожение, слабо пыхнув и причинив лишь незначительные повреждения.

– Одна еще летит, – заключил Тунгуска.

– Похоже, напрасно вы их запустили, – сухо произнесла Ожье.