Джек Макдевит - Полярис

Резаки нам понадобились по той причине, что многочисленные люки – как внутренние, так и внешние – не работали, и пришлось прорезать их, двигаясь вперед. Я резала металл и упаковывала все предметы, которые могли иметь спрос, а Алекс указывал, что именно надо забирать. Но после трех дней блуждания по станции мы ничего толком не нашли.

Алекс определил местоположение станции, пользуясь зацепками, которые содержались в архивах шэньцзи. Сам факт того, что мы наткнулись на форпост культуры шэньцзи, мог послужить хорошей рекламой для корпорации. Но на поток сокровищ рассчитывать не приходилось, а между тем именно этого ожидал Алекс.

У него начало портиться настроение. По мере того как мы вылавливали разные мелочи – кнопки и фильтры, осколки посуды и битого стекла, обувь и часы, – он все чаще вздыхал и, держу пари, качал головой внутри шлема.

Я видела его таким и раньше. Обычно он начинает говорить об исторической ценности предметов и о том, что их плачевное состояние – великая утрата для человечества. Когда что-то идет не так, он становится великим гуманистом.

Согласно изначальному плану мы должны были обосноваться внутри станции, но Алекс усомнился, что дело того стоит. Поэтому каждый вечер, когда нас одолевала усталость или скука от блуждания по станции, мы возвращались ужинать на «Белль-Мари», а потом изучали наши трофеи. Такое времяпровождение вгоняло меня в тоску. Но когда я спросила Алекса, не пора ли сворачивать лавочку и возвращаться домой, он ответил, что я слишком легко сдаюсь.

На шестой день, когда мы уже собирались заканчивать поиски, нам попалось помещение со странными повреждениями – видимо, конференц-зал. Посреди него стоял стол, рассчитанный на десяток человек, а одна из серых, покрытых пятнами переборок когда-то, возможно, являлась большим экраном. Экран был разбит, но вина лежала не на предметах, которые перекатывались и летали по залу, – здесь не наблюдалось ничего тяжелого. Казалось, будто по экрану со всей силы лупили молотком.

Вдоль переборки медленно ползли стол, кресла и какая-то грязная субстанция вроде истлевшей ткани. Мы удерживались на ногах лишь благодаря магнитным башмакам – и, честно говоря, при виде движущихся предметов у меня закружилась голова.

– Вандалы, – постановил Алекс, стоя перед настенным экраном. Вандалов он ненавидел. – Будь они прокляты.

– Это случилось очень давно, – заметила я.

– Не важно.

Следующее помещение походило на зал виртуальной реальности. Здесь все было надежно закреплено, а дверь закрыта: поэтому оборудование – разумеется, не работавшее – выглядело вполне прилично. Глаза Алекса радостно блеснули: он уже прикидывал, что мы заберем с собой.

Затем обнаружились новые следы вандалов, новые повреждения.

– Похоже, они прилетели сюда пограбить, – сказал Алекс. – А потом отчего-то разозлились и начали крушить все вокруг.

Да. Мародеры – настоящий кошмар.

Но, пожалуй, они разочаровались слишком рано. Мы добрались до чего-то похожего на центр управления и нашли там черный нефритовый браслет. И еще – труп.

Черный браслет на левом запястье мертвеца украшала гравировка – ветвь плюща.

Труп был расчленен на несколько свободно паривших кусков. Когда мы вошли, они ползли вдоль палубы, и я сперва не поняла, что это такое. Мумифицированное тело, видимо, принадлежало женщине или ребенку. Пока мы пытались что-нибудь прояснить, я нашла браслет на единственной оставшейся руке.

Браслет я увидела, лишь приподняв останки. Зачем я это сделала? Мне показалось неуместным присутствие здесь трупа и хотелось понять, что же случилось.

– Похоже, ее тут бросили, – сказала я Алексу. Скафандра нигде не было видно, значит, она не принадлежала к числу вандалов.

Завернуть ее было не во что, закрепить тело – нечем. Алекс долго смотрел на нее, затем огляделся вокруг. Пультов управления было три: они служили для открывания внешних люков, поддержания стабильного положения станции, управления связью, системой жизнеобеспечения и, возможно, роботами, обслуживавшими жилые помещения.

– Пожалуй, ты права, – наконец ответил он.

– Вероятно, покидая станцию, они не проверили, все ли на борту.

Он посмотрел на меня:

– Возможно.

Тело ссохлось и сморщилось, черты лица были неразличимы. Я представила, каково это – понять, что тебя бросили.

– Если ее действительно бросили, – сказал Алекс, – то наверняка преднамеренно.

– Ты хочешь сказать, что иначе она могла бы с ними связаться? Дать о себе знать?

– Это одна из причин.

– Если они полностью законсервировали станцию, – сказала я, – то в любом случае отключили подачу энергии перед отлетом. Она могла не знать, как включить ее снова. – (Алекс закатил глаза.) – Какая еще может быть причина?

– Консервацией наверняка занималась целая команда. Вряд ли они могли не заметить. Нет, это сделали преднамеренно.

Три стены были превращены в экраны. Вокруг было полно всяческой электроники. На задней стене – той, по которой пыталась взобраться женщина, – красовалось изображение горного орла: в течение многих столетий это был всемирный символ империи шэньцзи. Под орлом имелась надпись из двух фраз.

– Что здесь написано? – спросила я.

Алекс ввел символы в переводчик, прочел ответ и поморщился:

– «Компакт». Так шэньцзи называли свою Конфедерацию независимых государств, существовавшую в те времена. «Компакт». – Он поколебался. – Второй термин сложнее перевести. «Ночной ангел», что-то вроде этого.

– «Ночной ангел»?

– Может быть, «Ночной хранитель» или «Ангел тьмы». Думаю, это название станции.

На каждой базовой станции имелось около десятка жилых помещений для путешественников – самое подходящее место, чтобы переночевать. Можно даже впустить кого-нибудь на ночь, и об этом никто не узнает. Если корабли оснащались откидными койками, то в таких каютах вас обычно ждали настоящая кровать, один или два стула, компьютерный терминал, порой также маленький столик и ридер.

Каюты на «Ночном ангеле» располагались двумя палубами ниже центра управления – примерно в километре от него. Мы пытались найти ту, которая выглядела более или менее обжитой. Но времени прошло так много, а вещи в каютах так перемешались, что установить, жила ли погибшая в одной из них, оказалось невозможно.

В конце концов мы открыли шлюз и, забрав браслет, отправили тело в открытый космос. Не знаю, правильно ли мы поступили. Так или иначе, женщина была давно мертва и сама стала археологическим объектом. Разведка наверняка была бы рада заполучить труп, но Алекс и слышать не хотел об этом.

– Не люблю мумий, – сказал он. – Нельзя никого выставлять напоказ после смерти. И не важно, сколько лет назад человек умер.