Фредрик Олссон - Конец цепи

Но у Йозефа Гроссе уже не было шеи как таковой.

Кожа прилипла к простыне, осталась на ней, когда санитар повернул его, как плохо подрумянившееся печенье в не промазанной маслом форме. Тот, кто еще несколько часов назад был шефом, коллегой, героем в белом халате и, бегая из отделения в отделение, делился своими знаниями, спасавшими одну жизнь за другой, сейчас лежал напротив него лишенной кожи массой. Словно его тело провалялось на улице на ветру несколько недель, а не всего лишь вечер в темноте в прохладной палате одной из самых современных европейских больниц.

Когда молодой санитар повернулся к ожидавшим в дверях коллегам, он даже не знал, что ему сказать.

А уже через несколько минут в больнице объявили карантин и о случившемся проинформировали правительство.

Все пространство вокруг них переливалось разными цветами. Целое разноцветное море.

И автомобиль, в котором они ехали, мог стать частью его.

Мерцающие голубые огни спецтранспорта. Пожарных и полицейских машин и карет скорой помощи. Их мигалки повсюду разрывали темноту, они подъезжали непрерывной вереницей, а потом, выполнив свою задачу, снова исчезали в осенних сумерках. Белый свет прожекторов кое-каких из автомобилей и сильных ламп, поднятых на краны, чтобы они освещали пространство вокруг и облегчали спасательные работы.

Но прежде всего, повсюду доминировали желтый и оранжевый цвета. В форме больших и малых пожаров, упорно отказывавшихся умирать. Там, где еще недавно стояли дома, и деревья, и автомобили, и еще черт знает что, оказавшееся на пути самолета, когда он, сокрушая все на своем пути, прокладывал глубокую черную борозду прямо через парк и жилой район в направлении центра.

Амстердам горел.

Это началось как вулканическое извержение сажи и грунта в самой северной части парка Амстел. Именно там лайнер коснулся земли, а потом пополз вперед, зарываясь в нее носом, как гигантский плуг из металла. Его распростертые в стороны крылья срезали деревья и крыши автомобилей и дома вокруг, и в конце концов весь самолет развалился на множество частей, но все они продолжили движение в том же направлении, наискось через автостраду 19 и среди домов Шелдебуурта. В результате то, что недавно было рейсом 261 до Лос-Анджелеса, сейчас лежало в темноте на расстоянии нескольких сотен метров далеко впереди бесформенной грудой обломков, тлеющих и дымящихся под белым толстым слоем пены.

Лео смотрел на это, но не видел ничего.

Вроде бы должен был ощущать запахи авиационного топлива, земли и гари и все равно не чувствовал их, точно как прислушивался к шуму моторов, сиренам и крикам, но ничего не слышал.

Он не шевелясь наблюдал за происходящим, и то же самое делали сотни людей, собравшихся вокруг. А полицейские удерживали их на расстоянии, хотя у них хватало более важных дел, чем преграждать путь любопытным, но сейчас им поставили такую задачу.

И зрители особенно не рвались вперед. Все были одинаково шокированы и подавлены и не могли произнести ни слова. И когда полицейский, протягивавший оградительную ленту, подошел к Лео, он остановился.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Мне повезло, – ответил Лео.

– Ты должен попросить кого-нибудь осмотреть тебя.

Лео кивнул уклончиво. Он ударился бровью о боковую стойку, и она чертовски болела, и у него осталась кровь на лбу, но хватало других, которым досталось значительно больше, чем ему.

Полицейский кивнул одобрительно и махнул Лео, предлагая немного отойти назад, главным образом для проформы, но все равно, и Лео подчинился и подвинулся.

На шаг позади него стоял Альберт, и, когда Лео попятился, он поступил так же и на мгновение встретился глазами с полицейским, в то время как мысленно молил Бога о том, чтобы все стражи порядка сейчас, будучи занятыми страшной трагедией, забыли описание человека, толкнувшего другого под автомобиль всего несколько часов назад.

– Ты не замерз? – услышал он вопрос Лео.

И ему пришлось задуматься, прежде чем он смог ответить.

На улице было холодно, но Альберт не чувствовал этого, пусть его пальто осталось в автомобиле, и он стоял только в пиджаке и тонкой рубашке.

Каким-то образом случившееся выглядело логичным.

Каким-то образом весь тот абсурд, пережитый им сегодня, нет, за все последние полгода, должен был получить какую-то кульминацию, закончиться чем-то невероятным, и почему бы не так?

Исчезновение Жанин. Внезапно появившееся письмо от нее. Люди, пожелавшие переговорить с ним, мужчина, которого он, наверное, убил, шведские журналисты и разговор, похоже способный куда-то привести. Но случилось все это.

– Пойди и оденься, – сказал Лео.

Альберт посмотрел на него.

– Пальто. Пойди и принеси его. Холодно ведь, можешь мне поверить.

Он кивнул в сторону их автомобиля. Тот по-прежнему стоял внизу в кювете. Точно в том месте, куда они съехали час назад или два, это было невозможно сказать.

Альберт не замерз, но не смог возразить.

А Лео остался на своем месте и наблюдал, как профессор спустился по склону и открыл заднюю дверцу. Его низкие ботинки утонули в коричневой глине, глубоком тормозном следе, оставленном Лео из-за столкновения.

Нет, поправил он самого себя. Из-за удара.

Они сами ни с кем не столкнулись.

По крайней мере, таким образом, как это обычно бывает.

Они врезались, но не в автомобиль и ни в какое-то другое транспортное средство, а в дерево, в буквальном смысле выросшее у них на пути. И в конце концов, затормозив, Лео в первую очередь подумал о том, что оно просто появилось перед ним, и ни одна страховая фирма в мире никогда не поверит ему, если он попытается рассказать.

Потом он услышал звук.

Он пришел с задержкой и нарастал, когда автомобиль уже остановился, и шум, собственно, должен был исчезнуть, но вибрация все усиливалась и усиливалась и не собиралась прекращаться. Над краем кювета лежал вечерний туман, а сверху нависало темнеющее небо, и на нем сейчас вместо неприметных серых оттенков появились желтые отблески. И они все трое выбрались из машины, прежде чем успели убедиться, что не ранены.

И никто из них даже не подумал об автомобильной страховке.

Дерево, с которым они столкнулись, лежало на асфальте у самой обочины, там, где они съехали с дороги. А рядом другие, сломанные и разбросанные по шоссе вместе с антеннами и телефонными столбами, также оказавшимися на пути самолета или, пожалуй, его двигателей, а возможно, какой-то другой части, свисавшей вниз и сбивавшей все низкие предметы, в то время как корпус лайнера опускался, как падающий летающий диск, скользил, постепенно снижаясь по воздуху таким же образом, как ему потом предстояло скользить по домам и строениям и всему, что виднелось вдалеке.